Юристы цивильного права и церковные суды

В административном отношении территория английской церкви была разделена на две обширные церковные провинции: архиепархию Кентербери и архиепархию Йорка.

Во всех трех трибуналах функции судьи исполнял декан суда Арки. В архиепархии Йорка существовала аналогичная троичная структура: в качестве высшей апелляционной инстанции действовал Канцлерский суд архиепархии, суд Казначейства архиепархии занимался рассмотрением спорных завещаний, и суд Аудиенции — процедурными вопросами.

В каждом диоцезе, включая Йорк и Кентербери, действовал суд Консистории, на котором председательствовал генеральный викарий епископа. Суд Консистории не имел определенной процедуры и состава, назначался специальным патентом, издававшимся епископом.

Нередко в епархии существовал и второй трибунал — заседавший в резиденции епископа суд Аудиенции под председательством канцлера епископа (который зачастую и являлся его генеральным викарием).

Собственный суд имелся в каждом архидиаконате, причем председательствовал на нем уполномоченный епископа, реже — сам архидиакон.

Монашеские общины обладали собственной автономной системой судебных институтов, а порядок совершения дисциплинарного правосудия над монашествующими определялся уставом соответствующего монастыря, конгрегации или ордена.

В Лондоне также активно действовал Комиссариатный суд (Commissary court) — так назывался суд консистории диоцеза Кентербери. Этот трибунал заседал несколько дней в неделю в соборе св. Павла и рассматривал дисциплинарные вопросы и тяжбы по завещаниям в городе Лондоне и деканатах Миддлсекс и Баркинг.

Юрисдикция данного суда частично пересекалась, однако не полностью совпадала с юрисдикциями судов архидиакона Лондона и архидиакона Миддлсекса.

Тринадцать лондонских приходов подчинялись непосредственно архиепископу Кентерберийскому, и подаваемые из них иски направлялись в собственный суд декана.

К исходу Средневековья роль и статус церковных судов в Англии имели существенную региональную специфику по сравнению с континентом.

Своим мученичеством архиепископу Бекету удалось добиться лишь одного: клирики, обвиняемые в уголовных преступлениях, судились церковными инстанциями согласно каноническому праву.

Разумеется, церковные суды ex officio разбирали вопросы внутрицерковной дисциплины (симония, держание более чем одного бенефиция, злоупотребления в служении литургии и таинств, аморальный образ жизни и т. п.).

Что же касается всех прочих вопросов, в том числе имущественных, споров о держании бенефиций и должностей, то здесь английские клирики не обладали иммунитетом от преследования в королевских судах. К началу XVI столетия практически все дела подобного рода рассматривались светскими трибуналами.

Подобная ситуация не только делала английский клир более управляемым; для английской системы судебных институтов в целом это означало, что суды церковной юрисдикции не представляли собой самодостаточную и замкнутую автономию, способную в полной мере регулировать правовой статус лиц духовного звания.

Впрочем, вплоть до Реформации в ведении церковных судов находился широкий ряд существенных вопросов, интегрировавший данные структуры в повседневную жизнь светского общества.

Прежде всего, церковные суды различных инстанций решали вопросы действительности брака и признания брака недействительным (аннулирования).

В подобных случаях рассматривались как сугубо канонические препятствия для заключения или аннулирования брака (принуждение, сокрытие болезней или увечий, препятствующих деторождению, сокрытие еще одного действительного брака, недопустимая степень родства), так и причины (измена или жестокость по отношению к супруге / супругу), следствием которых становилась юридически подтвержденная сепарация.

Рассмотрение дел о действительности и законности заключения браков подразумевало также определение законнорожденности или незаконнорожденности потомства супругов и, соответственно, возможности или невозможности наследования статуса и имущества.

Лишь церковные суды в средневековой Англии имели право подвергать преследованию в случаях диффамации (отличных от святотатства), в то время как светские суды вплоть до XIV в. самоустранялись от рассмотрения данной категории дел.

Процесс о диффамации мог развиваться по двум сценариям: в первом случае суд выдвигал иск против конкретного клеветника; тогда диффамация трактовалась как crimen и дело рассматривалось ex officio. Во втором случае потерпевший подвал иск на оскорбившего в частном порядке.

Сходным образом в церковных судах слушались дела о нарушении клятвы. Принесение клятвы нередко сопровождало заключение крупных сделок или соглашений и означало сакрализацию данного обещания.

Если простую устную договоренность между частными светскими лицами тексты декреталий однозначно относили к юрисдикции светских судов, то в случаях, если договор сопровождался промиссивной клятвой, он попадал в юрисдикцию суда церковного.

Причем для церковного суда было достаточно лишь факта устного принесения клятвы, в то время как суды светские требовали формальных подтверждений заключенного контракта. Именно каноническое право благодаря трудам Генриха Сегуизо, епископа Остийского, к концу XIII в. уже обладало развитой договорной теорией.

Наконец, церковные суды занимались взысканием долгов по десятине — старейшему и самому распространенному церковному налогу.

Также десятину разделяли на так называемую большую десятину (пшеница, сено и древесина; выплачивалась настоятелям церквей) и малую (вся прочая продукция; выплачивалась викариям).

Десятина отнюдь не всегда взыскивалась именно клириками. Нередко тяжбы о неуплате десятины инициировались мирянами, на тех или иных условиях державшими земли, принадлежавшие церкви. Тяжбы возникали не только о сроках уплаты, но и об объемах и суммах «десятой части».

К ним относились: открытое исповедание и распространение еретических учений, богохульство, надругательство над святынями, намеренное нарушение постов или работа в праздничные дни, пьянство и разврат, оскорбление клириков словом или насильственные действия против них, насилие, учиненное в храме или в пределах церковной ограды, порча церковного убранства или утвари, нарушение права убежища и т. д.

Таким образом, на рубеже XV–XVI столетий церковные суды представляли собой значимую и активно действующую часть английской судебно-административной системы.

То, что происходило с церковными трибуналами на протяжении XVI − первой трети XVII вв., Р. Гельмгольц разделяет на три периода. Первый охватывает правление Генриха VII и Генриха VIII вплоть до начала королевской Реформации.

Данный период стал временем активного ограничения короной церковной юрисдикции и дискуссий о том, каковы же эти границы. Второй период открывается принятием реформационных статутов и продолжается вплоть до первых лет правления Елизаветы Тюдор.

Период характеризуется крайней неопределенностью королевской политики по отношению к церковным судам, оттоком судей, резким уменьшением числа тяжб и упадком судебной процедуры.

Наконец, вторая половина царствования Елизаветы и царствование первых двух Стюартов становится периодом «реабилитации» церковных судов, характеризуется вновь обретенным покровительством короны, повышением интереса цивилистов к собственно каноническому праву, созданием ряда авторитетных трудов по вопросам канонического права и процедуре церковных судов, и, как следствие всех перечисленных обстоятельств, конфликтом с институтами общего права.

Снижение активности церковных судов в первой трети XVI в. связано прежде всего с политикой династического строительства первых двух Тюдоров.

Однако подобная политика сама по себе не повлекла за собой открытого конфликта между правосудием королевским и церковным. Как справедливо отмечает Р. Гельмгольц, ни до, ни после Реформации Тюдоры никоим образом не сократили границы церковной юрисдикции в том виде, в каком она оформилась к концу
XIII столетия.

Главным орудием сдерживания церковных судов стало использование предписания о praemunire. Суды общего права прибегали к изданию praemunire, главным образом, в случаях, когда имущественные тяжбы рассматривались церковными судами под предлогом того, что они были скреплены клятвой и условия этой клятвы были нарушены одной из сторон (laesio fidei).

Как юристам общего права, так, впрочем, и самим церковным судьям было очевидно, что упоминание о клятве было лишь прикрытием для менее затратного разрешения спора в суде церковной юрисдикции, а такая уловка была запрещена еще в Кларендонских постановлениях Генриха II.

Кроме того, под действие praemunire попадали тяжбы о сборе десятин на арендуемых церковных землях. Юристы королевских судов утверждали, что десятина, собираемая с арендуемой земли, является уже не десятиной, а движимым имуществом, поэтому дело находится в светской юрисдикции, а, так как вмешательство церкви в светские имущественные споры затрагивает интересы короны, издание praemunire является обоснованным.

Из обширной категории дел о диффамации юристы общего права претендовали на те случаи, когда клевета содержала в себе обвинения в светских преступлениях. В результате активного издания предписаний о praemunire к 1530-м гг. объем дел, слушавшихся в церковных трибуналах, сократился в разы.

По мнению Р. Гельмгольца, Акт об ограничении апелляций ничего не изменил в положении церковных судов, лишь изменив место подачи апелляций. Своей политикой 1500−1530 гг. Тюдоры добились признания церковью того, что корона имеет право контроля и фактического ограничения юрисдикций судебных институтов Церкви. Клир же согласился с существующим положением дел.

В двух названных случаях статут о praemunire использовался уже не для определения юрисдикционных границ, а как средство сугубо политического давления.

Спад активности церковных судов, очевидный к 1530 г., продолжался; по подсчетам Р. Холбрука, количество слушавшихся дел достигло низшего предела.

Изучение канонического права в университетах замерло после упразднения факультетов в Кембридже и Оксфорде, отчасти продолжаясь в рамках кафедр цивильного права; степени докторов канонического права практически не присуждались, в церковных судах наблюдалась резкая нехватка судей и клерков.

Впоследствии возникшая лакуна будет заполнена цивилистами. Не вполне ясен был и сам статус канонического права: с одной стороны, оно было наследием папистского Рима, но с другой — никаких иных норм, кроме тех, что были выработаны в лоне католической церкви, просто не существовало.

В результате Кранмер и цивилист Питер Мартир подготовили и представили королю детальный и проработанный текст реформированного права, который, впрочем, так и остался на бумаге, был переведен на английский язык и опубликован только в 1571 г.

Поскольку реформирование догматики и литургии церкви Англии проходило поэтапно и непоследовательно и оставляло множество неясностей, большую трудность как для короны, так и для церковных судов представляли вопросы религиозной дисциплины.

De facto в силе оставалось прежнее каноническое право до той степени, покуда оно не «противоречило интересам короны и статутам королевства», то есть не могло быть ограничено предписанием о praemunire.

Лишь царствование Елизаветы, окончательна редакция Книги общих молитв и программа «протестантского правления» привела к восстановлению позиций англиканского епископата и к возобновлению активности церковных судов.

В церковную юрисдикцию возвращаются иски о десятине, которые, впрочем, не возбранялось возбуждать в судах светских. Прочные позиции в церковных судах, как в Лондоне, так и в провинции, заняли цивилисты.

Была создана новая судебная инстанция — Служба о даровании прав (оffice of Faculties), заседавшая в Общине докторов в Лондоне.

В ее ведении находились следующие вопросы: о правах на установление надгробных памятников и досок, об эксгумации тел, о назначении нотариусов, о даровании диспенсации клирикам, желавшим пользоваться двумя бенефициями, наконец, о позволении мирянам заключать брак без публикации оглашения.

Если до Реформации полномочия выносить вердикты по всем перечисленным вопросам принадлежало римскому понтифику и архиепископу Кентерберийскому в качестве его легата, то теперь тот же архиепископ выносил вердикты в качестве примаса Англии.

Период активной институциализации проходят суд Делегатов, ставший регулярной высшей апелляционной инстанцией для судов канонического права, и Высокая комиссия.

Высокая комиссия, а точнее, «уполномоченные по церковным делам» (Commissioners for Causes Ecclesiastical), существование которой было положено еще в правление Генриха VIII.

Традиционно считалось, что Высокая комиссия представляла собой единый централизованный институт, однако сохранились данные о том, что аналогичные комиссии работали в большинстве диоцезов Англии.

И суд Делегатов, и Высокая комиссия формируются с большой долей участиях в них цивилистов. Процедура как старых, так и формирующихся институтов возвращается к нормативной.