Церковная элита и философия

Богословы, или представители так называемого «ученого монашества», были сосредоточены в центрах церковного образования, прежде всего Киево-Могилянской и Славяно-греко-латинской академиях. Именно по отношению к этому сообществу можно сказать, что оно продолжало традиции отечественной мысли, ибо как Киево-Могилянская Академия, так и Славяно-греко-латинская были основаны задолго до эпохи Просвещения.

Г. Флоровский отмечает, что во времена Петра Могилы (1597–1647), реформировавшего систему богословского образования в середине XVII века, Киевская академия не была еще церковной школой и богословие преподавалось в ней в рамках философии.

Ряд православных иерархов Стефан Яворский, Феофан Прокопович, Иоасаф Кроковский и др. учились в Риме в специальной коллегии святого Афанасия предназначенной для восточно-европейского духовенства. Позже некоторые из монашествующих получали и светское образование, как Аполлос (Андрей Дмитриевич Байбаков), который после Славяно-греко-латинской академии завершил образование на философском факультете Московского университета.

Феофилакт (Ф.Л. Лопатинский) после Киево-Могилянской академии заканчивал образование в Польше, Амвросий (А.С. Зертис-Каменский) для продолжения образования был послан в Львовскую духовную академию.

Симон (Симеон Тодорский) (1700 или 1701-1754), который, как известно наставлял в основах православия будущих Петра III и Екатерину II, после Киевской Академии «отъехал за море в Академию Галлы Магдебургския».

В Екатерининское время были предприняты некоторые шаги для реформирования богословского образования. Планировалось создать богословский факультет в Московском университете, для чего в Геттинген, Лейден и Оксфорд была послана групп молодых людей из духовных воспитанников.

Геттингенский университет закончил Дамаскин (Семенов-Руднев), впоследствии епископ Нижегородский, ректор Московской Академии и член Российской Академии. Говорили, что митрополит Гавриил «внушил ему оставить все германские бредни, толпившиеся в его голове, а приняться лучше за исполнение обетов иночества». Вениамин Багрянский, ставший епископом иркутским, закончил Лейденский университет.

Практически все архипастыри завершали образование на Западе, кроме того, подавляющее их большинство было с Украины, где особенно было сильно влияние католицизма. Именно поэтому в этой среде происходит активное освоение «второй схоластики», а позже вольфианства.

В настоящий момент не представляется возможным говорить о всем многообразии идей этого круга, так как их исследование затруднено многими обстоятельствами, как тем, что большой массив текстов существует на латинском языке (частично в рукописи, записанной латинской скорописью) или опубликован с использованием кирилловского шрифта, так и тем тотальным невниманием, которое делает философскую систему данного сообщества похожей на сундук с сокровищами, запертый в музейных кладовых.

По мере планомерного проведения ряда реформ — отмены патриаршества и создания Священного Синода (1721), во главе которого стоял обер-прокурор — «око царево и стряпчий о делах государственных», являвшийся, по сути, министром церкви и назначавшийся непосредственно царем, секуляризации церковных владений, проведенных Екатериной II, заявившей об «украденной» у государства собственности (1762–1788), которая фактически лишила церковь экономической самостоятельности, церковь теряла не только независимость, но и престиж в обществе, а ее представители постепенно выбывали из рядов интеллектуальной элиты.

Трансфер идей по церковным каналам сокращается, а интеллектуальная коммуникация, причем не только с Западом, но и внутри российского общества ослабевает.

Один из первых петровских антицерковных указов «Об описи Патриаршего Дома. О непереходе монахам и монахиням из одного монастыря в другой, о недержании бельцов в монастырях и непозволении монахам писать в кельях» №1834 от 31 января 1701 года гласил:

Монахи в кельях никаковых писем писать власти не имеют, чернил и бумаги в кельях имети да не будут, но в трапезе определенное место для писания будет: и аще нужды ради каковыя восхощет кто писати, и то с позволения начального, да пишет в трапезе явно, а не тайно понеже убо у древних отец предание бысть монаху ничто писати без повеления начального.

Позже запреты, касающиеся монастырской медиасистемы были зафиксированы в 1722 г. в «Прибавлении о правилах причта церковнаго и чина монашескаго». Этот закон запрещал монахам заниматься книжным и письменным делом:

Монахом никаких по кельям писем, как выписок из книг, так и грамоток советных, без собственнаго ведения настоятеля, под жестоким на теле наказанием, никому не писать, и грамоток, кроме позволения настоятеля, не принимать, и по духовным и гражданским регулам чернил и бумаги не держать, кроме тех, которым собственно от настоятеля для общедуховной пользы позволится. И того над монахи прилежно надзирать; понеже ничто так монашескаго безмолвия не разоряет, как суетныя их и тщетныя письма. А ежели которому брату случится настоящая письма потреба, и тому писать в трапезе из общей чернильницы и на бумаге общей, за собственным настоятеля своего позволением, а самовольно того не дерзать под жестоким наказанием.

Не менее драматической для системы коммуникации оказалась петровская реформа шрифта 1707–1710 гг. Она заключалась в видоизменении облика традиционной кириллицы и сближения ее с латинским шрифтом, изменен состав алфавита, удалены надстрочные знаки, введены арабские цифры вместо буквенных обозначений.

Это отдалило их и от последующих исследователей, практически не придающих значения изданиям, заключенным в «Сводный каталог русской книги кирилловской печати XVIII века», и от не всегда имеющих соответствующе квалификации для изучения латинских текстов церковных интеллектуалов. Пользуясь образами Федорова эти тексты вместе с богатством мысли в них заключенных были сданы в архив, или помещены в музей, будучи исключены из пространства активного усвоения. Они и изучаются сегодня как музейные экспонаты — исключительно архивистами и историками книги. Важный коммуникативный канал закрылся и пространство, питаемое его соками, омертвело.

Интеллектуальная коммуникация церковных мыслителей с академической средой и дворянской интеллектуальной элитой не была интенсивной. Разумеется, можно привести ряд отдельных примеров — вспомнить архимандрита Дамаскина (Д. Семенов-Руднев, 1737–1795), издателя трудов М.В. Ломоносова, митрополита Платона (П. Левшина, 1737–1812) и т.д., но такого рода связи не носили систематического характера. В обществе отсутствовала устойчивая инфраструктура, объединяющая дворянских, церковных интеллектуалов и ученых.

Следует отметить, что эта противоположность не была связана с жесткими столкновениями, как, например, это было в Западной Европе. Пребывая в разных медийных системах, представители разных сообществ порой почти не замечали друг друга.

В Петровскую эпоху структура интеллектуальной элиты изменилась. Она, в значительной степени, была создана искусственно, практически без учета уже существовавшей системы интеллектуальных ценностей и полностью подчинена потребностям государства. Именно поэтому создание системы академических институтов если не с подконтрольной, то, по крайней мере, предсказуемой элитой было делом государственным. Так была создана в 1724 г. Петербургская академия наук с Академическим университетом.