Становление и развитие институционального направления в экономической науке (Р. Коуз, О. Уильямсон, Д. Норт)

Распространение неоинституциональных идей и их противоположность неоклассике подвинули сторонников неоклассической экономической теории и идеологии либерализма предпринять усилия по созданию социологической кон­цепции экономики, которая бы основывалась на принципах методологического индивидуализма и модели “homo economicus”. Тем самым был намечен последу­ющий раскол институциональной экономики на социологическое и экономиче­ское направления, оппонирующие друг другу в последней четверти XX столетия. И экономическая социология на современном этапе все больше интересуется не неинституционализмом, а новой институциональной школой экономики. Если Гэлбрейт все-таки оставался в рамках традиционного макроанализа, то новые институционалисты обращаются к исследованию микроэкономических отноше­ний. Новая школа берет свое начало от Коммонса; как мы уже говорили, первые работы относятся еще к 1930-м гг., однако особую популярность это направление получает в 1970—1980-е гг. Новый институционализм получает признание, его родоначальники — Р. Коуз, Д. Норт, О. Уильямсон —были удостоены Нобелев­ских премий по экономике. Так институционализм опять становится «модной вещью», символизируя движение экономической науки в сторону социологии,которую сами новые институционалисты склонны определять как организационную теорию.

Новая школа обращается прежде всего к исследованию внутренней институ­циональной структуры экономики, она не ищет внешних социальных факторов и их влияния на экономику, а пытается объяснить собственную природу эко­номической системы. Еще в 1937 г. в статье «Природа фирмы» Р. Коуз писал:«…Фирма и рынок составляют институциональную структуру экономической системы». Обычно в неоклассической теории рынки и фирмы воспринимаются как данная структура, но вопрос как раз и заключается в том, как они образуются, для чего функционируют и какие границы имеют. Рынки и фирмы представляют единое целое, это просто альтернативные способы организации экономических связей — в условиях, когда рыночный механизм испытывает значительные трудности при осуществлении сложных операций, имеет смысл «изъять эти операции из рыночной сферы и заключить их в рамки фирмы».

Для анализа природы рынка и фирмы новая школа вводит понятие «транс­акционные издержки». Коуз включает в это понятие затраты на осуществление сделки — сбор и обработку информации, издержки на подготовку контракта и ведение переговоров, издержки контроля и юридической защиты контракта. Уильямсон сравнивает трансакционные издержки с феноменом трения, возни­кающим в механических системах, он различает издержки типа: ex ante — за­ траты на составление проекта контракта, проведение переговоров и обеспечение гарантий реализации соглашения; ex post — расходы на ведение судебных споров при нарушении контракта, затраты, связанные с использованием других структур улаживания конфликтов, затраты, связанные с выполнением контракт­ных обязательств при возникновении непредвиденных обстоятельств, и т. п. Соответственно, с понятием трансакционных издержек определяются рынки и фирмы: «Рынки представляют собой институты, существующие для облегче­ния обмена, то есть они существуют для сокращения издержек по трансакциям обмена», фирма определяется как структура управления трансакциями. Анало­гично определяются функции экономических институтов: основной целью и ре­зультатом функционирования экономических институтов капитализма является «минимизация трансакционных издержек».

Воспитываясь на институциональных идеях Ф. Найта, Коуз тем не менее оказался в русле развития Чикагской экономической школы, ведомой Стиглером и Фридманом в сторону «экономического империализма». Он сохраняет приверженность математическому идеалу науки и приветствует использование количественных методов и абстракций. Коуз построил свой анализ на критике традиционного понимания экономической теории в качестве науки о выборе. Он думал вернуть экономическую теорию к ее предметной области.  Однако в отличие от большинства первых институционалистов он сохранял привер­женность неоклассическому пониманию человека, соответствующему модели «homo economicus». Коуз соглашался с ее упрощенностью и предполагал расширить ее социологическое содержание за счет социобиологии, полагал неиз­менность человеческой природы. Социальные науки, по его замыслу, должны лишь помочь экономике выяснить исходный набор человеческих предпочтений. Коуз предлагал посмотреть на социальную природу тех, кто делает выбор. Обращение к опыту социальных наук при объяснении экономических явлений, говорил он, дает возможность вскрыть их институциональную природу. Посред­ством этого он открывает путь к исследованию экономистами институтов рынка и фирмы. Коуз вывел зависимость между правами собственности и структурой производства. Предложенная им теорема гласила, что при четкой определенности прав собственности и нулевых трансакционных издержках распределение производственных ресурсов не будет меняться даже при перемещении прав собственности. Следовал вывод, что именно правовая определенность отношений собственности, а не социальная структура их распределения служит источником эффективного производства. Последующий анализ позволил Коузу решить про­блему социальных издержек, возникающую при стороннем эффекте производ­ства на остальное общество.

Коуз указывал на то, что необходимо исправить существующее понятие о факторе производства. Следует видеть в нем не какое-то физическое целое, применяемое бизнесменом, а право осуществлять определенные действия, пра­во делать или совершать нечто. Издержки существования права всегда представ­ляются потерей, вытекающей из обстоятельств применения данного права. Если принадлежность определяется законом о собственности, то использование — тем, кто больше заплатит. Иначе говоря, право всегда приобретается тем, для кого оно представляет наибольшую ценность. Такая трактовка подчеркнула зна­чение роли легального выбора в отношении размещения ресурсов и распределе­ния богатства. Это раскрывало перспективу исследования взаимодействия юри­дического и экономического процессов, формирующих систему общественного равновесия. Благодаря идеям Коуза возникла возможность внесения в ортодок­сальную экономическую теорию анализа институциональных факторов.

Оливер Уильямсон представляет традицию Университета Калифорнии в Берк­ли. В 1970-е гг. он начинает активно развивать экономическое направление в ин­ституционализме, которое с его подачи получило впоследствии название «новая институциональная экономика». Его основной интерес сосредоточен в области изучения организаций и институтов современной капиталистической эконо­мики. Методом анализа для Уильямсона служит экономическая теория транс­акционных издержек. Для удобства применения этого подхода он сводит все экономические отношения к контрактным процессам, к правовой форме актов индивидуального экономического обмена. Тогда институты выступают в форме структур управления отношениями обмена. Таким образом, изучение институ­тов и организаций — это анализ различных форм и механизмов экономических сделок. Уильямсон сортирует известные ему механизмы по разным группам и предлагает специфические модели, призванные объяснить процесс распределе­ния ответственности в ходе функционирования конкретных механизмов. Важ­ной задачей становится определение соответствия между характером трансак­ций и структурами их управления.

Уильямсон считает, что роль технологий в формировании системы эконо­мических институтов невелика. Гораздо важнее порядок установления сделок или контрактных отношений. Контракты фиксируют имеющуюся в данный мо­мент в данном обществе форму рациональности и нравственности его отдельных граждан. Уильямсон даже отходит от распространенной модели «экономическо­го человека» в сторону новой модели «контрактного человека». Содержание этой модели образуют ограниченность человеческих познавательных возможностей и эгоизм в преследовании частных целей. Применяя модель контрактного человека к капиталистическому обществу, Уильямсон делает вывод о значитель­ном разнообразии имеющихся форм контрактных отношений. Это разнообра­зие объясняется различиями трансакций в частоте, степени неопределенности и специфичности активов. Придавая последней центральную роль в характери­стике трансакций, Уильямсон выделяет ее четыре типа: специфичность место­положения, специфичность физических активов, специфичность человеческих активов, специфичность целевых активов. Эффективность трансакционных ха­рактеристик влияет прямым образом на подбор тех структур управления, кото­рые определяют конкретный процесс трансакций.

Специфичность активов — это тот параметр, который наводит Уильямсона на мысль о необходимости строго разграничить трансакции, которые обеспе­чиваются конкурентной системой рынка, и трансакции, включенные в иерар­хическую систему фирмы. Фирма гораздо эффективнее рынка в защите спе­цифических ресурсов и в приспособлении к неожиданным изменениям среды. Использование концепции трансакционных издержек позволило Уильямсону рассматривать экономические организации с точки зрения нововведений в отношениях между индивидами в конкретной фирме. Рациональные нововведе­ния снижают уровень издержек, влияя тем самым на организационные страте­гии остальных фирм. Но по отношению к мотивам внутрифирменных действий Уильямсон высказывает мнение об их слабости в сравнении с рыночными мо­тивами. Сила мотивов служит внутренней границей роста фирменной иерархии. В качестве внешних границ роста выступают приспособляемость и защищен­ность, уже отмеченные выше.

Считается, что рынок имеет контрактную природу, и соответственно, эко­номические науки — не науки о рациональном выборе, а науки о контрактах. «Вну­тренний мир» контракта опирается на новое определение рациональности, но­вая школа вводит понятие «ограниченная рациональность» — люди действуют преднамеренно рационально, но в ограниченной степени, на это накладыва­ется еще их «подверженность оппортунизму», то есть способность действовать исключительно в личных интересах, когда слова расходятся с делами, просто обманывать и лукавить. Кроме того, контрактные отношения существуют в условиях неопределенности, и зачастую — в условиях несимметричного распре­деления информации (когда одна сторона знает о сделке больше другой). Таким образом, существующие упрощенные классические схемы о полной информи­рованности производителей через механизмы цены, нормы прибыли, спроса-предложения, в новой институционалистской теории преодолеваются через понятие «ограниченной рациональности», на место классическому «экономи­ческому человеку» приходит «контрактный человек».

Контрактная природа рынка в условиях специфических активов по-новому объяснила взаимодействие экономики и производства. В условиях обычных рыночных отношений рамки закона создают ту инфраструктуру, в условиях ко­торой заключаются сделки, в современных условиях господствует частный порядок улаживания конфликтов, где скорее закон действует в тени местного по­рядка разрешения споров, чем наоборот.

Теория трансакционных издержек применяется, по мнению Уильямсона, не только к анализу обычных экономических отношений и контрактов, но и по от­ношению к трудовым контрактам. Этот подход дает несколько новый взгляд на институциональную структуру рынка труда — в частности, профсоюзы рассма­триваются не только как монополизация труда, а как институты частного поряд­ка улаживания конфликтов, что объясняет их необходимую роль в повышении экономической эффективности производства.

Проблема корпорации опять же по-новому представляется в теории транс­акционных издержек. Оказывается, интеграция и слияние имеют функции нестолько монополизации, сколько повышения экономической эффективности за счет организационных изменений и минимизации трансакционных издержек; в частности, это относится к введению мультидивизиональной структуры корпо­раций. Это позволяет по-новому трактовать и антимонопольное законодатель­ство, и экономическую политику государства.

В целом Уильямсон в конце своего исследования приходит к выводу, что трансакционная теория позволяет иным образом трактовать капитализм. Если Шумпетер в 1940-х гг. на вопрос «Может ли капитализм выжить?» отвечал ре­шительным: «Нет, не думаю», то Уильямсон считает, что мнение экономистов о капитализме изменилось в лучшую сторону благодаря более глубокой оценке институтов капитала и его экономической эффективности. Микроэкономиче­ские институты капитализма оказались весьма жизненными и экономически эффективными. «…Интеллектуальный скептицизм в отношении достоинств ка­питализма уступил место их квалифицированным исследованиям».

Итак, иной метод новой институциональной школы дает другие результаты и выводы. Если старая школа, особенно в лице Веблена, была настроена скеп­тически по отношению к капитализму, то новая школа более оптимистична. Но старая и новая школа показали ограниченность неоклассического подхода к ре­шению экономических проблем, институционализм един в том, что традицион­ный экономический подход требует существенных изменений в анализе эконо­мической системы и экономического поведения.

Неоинституциональный подход у Уильямса и Коуза дается в статичном виде — это метод анализа уже сформировавшегося капиталистического рынка. Традиционный неоинституционализм изучает институциональную структуру как заданную, но необходимо ее видеть с точки зрения процессуального характера. Этот недостаток преодолевается в работах Дугласа Норта, его идея предста­вить институциональный анализ как метод исследования исторического развития экономики — это и есть «новая экономическая история». Норт — автор многих книг, среди самых известных: «Экономический рост в Соединенных Штатах с 1790 по 1860» (1961), «Институциональные перемены и американский эконо­мический рост» (1971, в соавторстве с J1. Дэвисом), «Подъем Западного мира: новая экономическая история» (1973, в соавторстве с Р. Томасом), «Структура и изменения в экономической истории» (1981).

Дуглас Норт начинал свою карьеру экономиста в Университете Вашингтона и в Национальном бюро экономических исследований, где занимался обработ­кой статистических данных по Американской экономической истории. Пере­бравшись в 1983 г. в Университет Сент-Луиса, Норт возглавил перспективную группу молодых и амбициозных институционалистов. Их исследования, объе­диняющие экономическую теорию, экономическую историю, моделирование и методы количественного анализа, получили название клиометрика, или новая экономическая история. Вслед за немецкой исторической школой и «старыми институционалистами» Норт обращается к изучению фактического историческо­го материала, однако в свою работу он привносит формальные математические модели. С одной стороны, такие модели подвержены количественной обработке, а с другой — они построены на определенных историческим процессом общественных институтах. В согласии с методологией теории экономического пове­дения Норт прибегает к помощи понятий права собственности, трансакционных издержек, динамики и стабильности институциональных правил и т. п. Поэтому существующие в общественно-экономической жизни отношения господства и подчинения он трактует как отношения частных и равноправных индивидов, не­равенство которых объясняется особенностями контрактных отношений между ними. Получается, что отношения собственности нельзя рассматривать с точки зрения борьбы классов за власть, а только с позиций эффективности взаимного согласия в определенной форме произвольного распределения прав собственности. Устойчивые правила распределения прав взаимодействующих сторон принимают форму институтов. Институты должны обеспечить наиболее эффек­тивный ход общения индивидов и снизить затраты по обмену правами и обяза­тельствами.

В отличие от многих институционалистов, Норт занимается изучением эко­номических изменений в долгосрочной перспективе. Следовательно, сами ин­ституты рассматриваются им как находящиеся в процессе постоянной эволю­ции. Источниками изменений институтов Норт называет перемены в структуре цен и в идеологии. По его мнению, развиваются не только отдельные институци­ональные правила, но и их взаимосвязи. Таким образом, определенная система принятия экономических решений находится в состоянии постоянных преобра­зований и трансформаций. Общее направление институциональной эволюции связано с ростом эффективности системы правил и обеспечивается конкурент­ной борьбой различных форм экономической организации. Однако сам процесс смены уже существующих институтов весьма сложен, поскольку требует, чтобы выгоды от изменений были значительно выше тех затрат, которые потребуют изменения. Следовательно, присущая всякому обществу консервативность и тра­диционность временно прорывается только под давлением очень сильных моти­вов прибыли для тех членов общества, от которых в большей мере зависит судьба институтов. Общая эволюция институциональных форм в значительной степе­ни определяется тем направлением, которое было некогда выбрано в решающий исторический момент. Сам момент детерминизма содержится в существующих институтах и в их влиянии на деятельность индивидов данного сообщества. Это внутренний источник развития, заключенный в интересах, некогда повлиявших на институциональные решения. Рассматривая процесс отбора институтов, Норт приходит к выводу о необычайно затратных механизмах изменения институтов, что препятствует эффективным новациям, пока они не обеспечены серьезной политической силой. В то же время пример наиболее эффективных институтов где-либо в мире и его доступность для остальных стран создают действенные стимулы институциональных изменений в предложенном направлении.

Норт убежден, что в человеческой истории организационные изменения играют гораздо более важную роль, чем технические. Все технические нововве­дения являются частными элементами, составляющими процесс экономическо­го роста, и поэтому они не могут его объяснять. Все зависит от эффективности экономической организации. Сила необходимости организационных измене­ний основывается на осознании общественными группами выгоды от новых институциональных форм. Поэтому каждая ступень развития выступает как волевой выбор наиболее эффективных институтов. Чем значительнее институцио­нальные изменения, тем медленнее они совершаются. И чем выше институцио­нальная неопределенность, тем выше будут трансакционные издержки. Поэтому Норт, в частности, полагает, что проблемы экономического развития в бывших социалистических странах сводятся к отсутствию в этих обществах подходящих и эффективных институциональных и контрактных механизмов. В 1993 г. Ко­ролевская академия наук Швеции присудила Норту совместно с Фогелем Но­белевскую премию за новаторские исследования по экономической истории, с применением теоретических и количественных методов для объяснения эко­номических и институциональных изменений.

Современные поиски представителей новой институциональной экономики в своей совокупности прокладывают дорогу для применения социологии к по­знанию экономических процессов. Познер проводит аналогию, что так же, как по методологическим и политическим причинам старые институционалисты в начале века выступали против принципов классической экономики, так и но­вые институционалисты в конце века выступали против принципов неокласси­ки. Разницу он видит только в том, что раньше целиком отбрасывалась прежняя модель, а теперь сохраняется ее рациональное, по мнению новых институционалистов, зерно. Познер считает, что так или иначе все сторонники классического моделирования рынка убеждены в своей причастности к изучению институтов, поскольку изучают наиболее существенный, по их мнению, институт — цено­вую систему рынка. Но как старые, так и новые институционалисты трактуют институты в ином смысле, нежели они. Институционалистов интересует не сам рынок, а институты, обеспечивающие его функционирование.

Начавшийся в 1960—1980-е гг. постепенный подъем социологического ин­ституционализма не имел таких темпов, как рост наивного институционализма в начале XX столетия или становление новой институциональной экономики. На это было много политических и идеологических причин, но прежде всего — данное направление не делало революционных шагов по изменению содержания своих концепций. Его представители ставили перед собой задачи восстановле­ния и объединения опыта социологических теорий институциональной эконо­мики и активного воплощения его в исследованиях фактов их общественно­ экономической жизни США и других стран. Из оригинальных мыслителей, продолжающих традицию старой институциональной экономики своими но­ваторскими разработками, можно выделить немногих, например теорию стои­мости Ф. Мировски. Если новая институциональная экономика развивается последние годы благодаря распространению неоклассики в новые области и на новые для них проблемы, то сторонники социологического институциона­лизма стараются пользоваться уже испытанными подходами и теориями. Первые организационные шаги социологического институционализма в 1960-е гг. свелись к консолидации ее сторонников в рамках Ассоциации эволюционной экономики, с собственным журналом под названием «Журнал экономических вопросов», и Ассоциации за институциональную мысль. Тем самым они полу­чили возможность регулярно общаться, делиться своим опытом, вести научные дискуссии. К старым центрам в Висконсине и Техасе прибавились новые. К кон­цу XX в. традиция социологического институционализма уже имела свои оплоты в Университете штата Колорадо (Дж. Стэнфилд, Г. Филлипс, Р. Клинг), Денвера (Т. Мотт, Дж. ДеМартино), Университете Бакнелл из Льюисбурга в Пенсильва­нии (Дж. Кнодлер), Городском университете Нью-Йорка (Дж. Петерсон). Опре­делились также наиболее значительные фигуры этой традиции, в числе которых могут быть отмечены У. Даггер, Дж. Петерсон, У. Нил, П. Буш, Дж. Стэнфилд, Дж. Стэджен, Г. Аткинсон, И. Рамстед, М. Ратерфорд.

Как некогда наивный институционализм, его современная социологическая разработка нацелена на критику неоклассического варианта изучения экономи­ки, который построен на теории рационального выбора и модели равновесной системы. Методология пронизана принципами индукции, что поддерживает эмпиризм большинства исследований. К основным сферам интересов социо­логического институционализма помимо эмпирических исследований обще­ственной полезности, жизненных стандартов, промышленных организаций, сельского хозяйства относится разработка теории стоимости и концепции раз­вития на базе технологий и институтов. Еще две темы, в исследовании которых социологический институционализм держит пальму первенства, представляют собой проблему власти и проблему культуры — то, как они проявляются в эко­номике. Как ни парадоксально, одним из влиятельных факторов подъема социо­логического институционализма стало возникновение и распространение новой институциональной экономики. И здесь дело как в принципиальном идеоло­гическом расхождении сторон, так и в основных методологических посылках, касающихся природы общества и человека. Каждое нововведение в экономиче­ском институционализме находило отклик в лагере их оппонентов. Причем на базе такой полемики и под лозунгами текущих тенденций глобализации стало все отчетливее наблюдаться сближение, имеющее как позитивные, так и нега­тивные последствия для перспектив общественно-экономической науки. Са­мого сближения не может быть без отказа от определенных идей и принципов, без модификации прежних теорий, поэтому социологический институциона­лизм рискует оказаться в тупике. Взятые эмпирические ориентиры могут быть лишь временным основанием сближения социологического и экономического институционализма. Несмотря на обогащение научного опыта, социологиче­ская методология познания экономических явлений грозит остаться в границах феноменологии превращенных форм или юридического мировоззрения.

Между тем в 1970—1980-е гг. институционализм представлял не единствен­ное социально ориентированное направление в экономической теории, большую популярность получили такие направления, как «теория рационального выбо­ра», социоэкономика и др.