Российское конкурсное право

Первые законы, регулирующие конкурсные отношения, появились в России гораздо позже, чем в других странах, в XVIII в. “Наиболее интенсивно институты конкурсного процесса начинают развиваться с XVIII века, что было связано с бурным ростом капиталистических отношений после реформ Петра I”.

Некоторые элементы, зачатки конкурсных отношений можно наблюдать в Русской Правде, Судебниках XV-XVI вв., Соборном уложении 1649 г. Так, в Русской Правде было установлено, что должника, который не в состоянии заплатить нескольким кредиторам, необходимо продать, а полученные средства разделить определенным образом: сначала долг князю; затем иногородним и иностранным кредиторам; затем – всем остальным, за исключением тех, кто “выговорил в свою пользу чрезмерные проценты”.

Следует отметить, что в тот период существовали разные правила для должников, имеющих одного и нескольких кредиторов. В первом случае должник был обязан отработать долг – т.е. передавался единственному кредитору, во втором – подлежал продаже.

По мнению Г.Ф. Шершеневича, о несостоятельности можно говорить именно в этом случае, когда “имеется в виду стечение кредиторов”. С.Э. Жилинский справедливо отмечает, что Русская Правда закрепила дифференцированный подход к оценке несостоятельности. Г.Ф. Шершеневич выделяет 3 статьи (по Карамзинскому списку) Русской правды, в которых речь идет о банкротстве – 68, 69, 133. Из норм этих статей следует, что несостоятельность могла быть безвинной (потери не зависели от воли должника); злостной (например, купец потерял товары вследствие пьянства, пари, и т.п.); особо злостной (должник бежал от уплаты долгов в другое государство).

В первом случае должнику предоставлялась рассрочка в выплате долгов; по мнению некоторых исследователей, возможно было и полное освобождение таких должников от выплат. Во втором случае должник мог рассчитывать на рассрочку платежей, только если с этим соглашались кредиторы, которые могли поступить с ним и как с особо злостным должником.

И в третьем случае должник, возвращенный на родину, не мог ссылаться ни на какие оправдывающие его обстоятельства, а подлежал либо передаче в рабство кредитору либо продаже на торгах. Как отмечает Г.Ф. Шершеневич, “мы встречаем порядок, весьма близкий к римскому праву, недостает только in partes secare”.

В Судебнике Ивана III (1497 г.) указывалось, что должник мог быть выдан кредитору головою на продажу.  “Выдача головою есть древнейший способ удовлетворения требований на известном лице; кто не вознаграждал за убытки, не платил долга, того самого отдавали истцу”. Под выдачей головою на продажу надо разуметь предоставление должника в волю кредитора. Кредитор мог или взять его к себе во двор в качестве раба, или продать его.

В случае наличности многих кредиторов, если ни один из них не брал к себе неоплатного должника на условиях удовлетворения остальных, должник продавался на торгу, а кредиторы удовлетворялись из вырученной суммы”.

Выдача головою применялась не всегда (например, от нее освобождались служилые люди в соответствии с Указом 1558 г.).  В этих случаях, а также в случаях недобросовестности должника (обещавшего заплатить и не платившего) выдаче головою предшествовало осуществление особой процедуры, которая называлась правеж: “…когда обвиненный, не сознаваясь в невозможности уплаты, тем не менее не платил немедленно, тогда уже средством взыскания мог быть правеж, ибо в это время всякое взыскание падало на лицо, в воле которого было расплатиться или не расплатиться, даже в том случае, когда оно владело имуществом”.

Суть правежа состояла в следующем: “Обвиненных к платежу выводили перед приказ разутых перед тем, как судьям надлежит в приказ приезжать, а спускали с правежа, как судья выедет. У каждого обвиненного стоял по сторону пристав с прутом, и бил вдоль по ноге так крепко, как ему от истца или ответчика за труд заплачено; следственно, одни, на правежу стоя, бою не чувствовали, другие были изувечены”.

Ф.М. Дмитриев отмечает, что пределы правежа были ограничены Указом 1555 г., в соответствии с которым правеж осуществлялся “месяц за 100 рублей, после чего денежное удовлетворение почиталось невозможным, и ответчика выдавали головою до искупа”. Подобные нормы о выдаче головою содержались в Судебниках 1550, 1589 гг. Практически повторяют нормы Русской Правды и положения Соборного Уложения 1649 г.

 Уложение уточняло, что освобождение от правежа допускается для высших сословий: “из лиц духовных не ставились на правеж выше архимандрита, а из лиц светских выше стольника”, а также что “после правежа взыскание падало на имущество”.

Кроме того, определялся срок отработки долга и порядок ответственности детей должника. Стоимость работ определялась для мужчин по 5 рублей, для женщин – по 2,5 рубля в год. Работа детей, начиная с 10 лет, оплачивалась двумя рублями в год.

Из норм Уложения следовало, что жена должника не подлежала выдаче в отработку (равно как и наоборот – муж не отвечал по долгам жены). К.Д. Кавелин ставит вопрос: “какие дети отдавались головою, до искупа, с одним супругом и какие оставались при другом?” – и отвечает на него следующим образом: “Судя по аналогии с древнейшими началами наследования (так у нас до сих пор в крестьянском быту: дочь наследует матери, сыновья отцу), с матерью должны были оставаться дочери, с отцом сыновья, разумеется, неотделенные”.

Эта проблема существовала до 1688 г., когда было установлено, что в заработки отдаются оба супруга одновременно. “По смерти должника, если он не успевал заработать своего долга, дети его обязаны были дожить урочные года в неволе. Для лиц, которых не выдавали головою, правеж мог окончиться только мировой сделкой с кредиторами. Отсюда выражение: “править без всякой пощады”.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что уровень экономических отношений, существовавших в те времена, не достиг той отметки, когда возникает необходимость в детальном регулировании конкурсных отношений.

Мысль о почти полном отсутствии конкурсных норм в российском праве в течение нескольких веков недоверчиво воспринималась некоторыми учеными. Так, А. М-н, рецензируя книгу А.Х. Гольмстена “Исторический очерк русского конкурсного процесса” и в целом весьма положительно ее оценивая, писал: “Едва ли мыслимо, что русская государственная власть совершенно не касалась конкурсного производства до XVIII века, помимо законодательства, судебным, или, может, административным порядком…”.

Тем не менее работа А.Х. Гольмстена является столь глубокой и детальной, что сложно предположить невнимание его к каким-то актам. Их не было, поскольку не было особой необходимости в их возникновении.

По мере развития экономики вопросы конкурсного права становились все более актуальными. “Как ни неблагоприятны были условия для развития и процветания торговли, все же она существовала, хотя не смела и мечтать о достижении той высоты, на какой находилась современная ей западноевропейская торговля”.

Связь экономики и конкурсного права бесспорна. “Почти всякое торговое предприятие для своих оборотов – и особенно для расширения дела – пользуется кредитом. Кредит этот может быть оправдан только при правильном расчете на прибыль, которая и составляет главную цель торгового предприятия”.

К XVII в. предприятия, особенно торговые, получили достаточно широкое распространение; при этом существовал только общий порядок взыскания, не учитывающий специфику положения самого несостоятельного и его кредиторов.

Действительность опережала законы. Таким образом, нередко складывались ситуации, когда торговцы отказывались оплачивать требования, и было очевидно, что применение к ним общего порядка взыскания не всегда целесообразно. К концу XVII – началу XVIII в. отсутствие конкурсного законодательства стало заметным вследствие серьезности возникающих проблем.

Так, Г.Ф. Шершеневич приводит пример случившегося в 1736 г. банкротства купцов Опича и Фохта, которые в основном осуществляли комиссионную торговлю товаров, присланных купцами из-за границы. При этом в имуществе должника были обнаружены товары как в целой упаковке (кипах, бочках, ящиках), так и частично проданные.

Сенат решил вернуть иностранным купцам (т.е. изъять из конкурсной массы) товары нераспакованные, причем в основе такого решения лежали политические мотивы: “Опасение того, что иностранцы товаров своих к здешним купцам в комиссию присылать уже не будут”.

Подобные сложные ситуации складывались очень часто, порождая множество неразрешимых вопросов. По словам А.Х. Гольмстена, “нужно было искать выхода, надо было найти новые пути. Искали и нашли их и сама жизнь и сам закон, но искали и нашли они их не всегда вместе, а чаще порознь”.

А.Х. Гольмстен выделяет три направления, три струи в развитии российского конкурсного права – иностранное, национально-самобытное, канцелярско-кодификационное.

Иностранное направление состояло в применении и приспособлении к российским особенностям норм иностранных конкурсных законов. Это было возможно, так как во многих крупных делах о несостоятельности того времени участвовали иностранные кредиторы, в государствах которых, в отличие от России, законы о банкротстве давно существовали.

Применение иностранных законов было возможно, во-первых, по соглашению всех участников, во-вторых, по решению правительственных органов, куда обращались кредиторы, не согласные с применением иностранных законов, с просьбой прояснить ситуацию и защитить их права. Сенат нередко принимал решение о необходимости использовать конкретный иностранный закон для решения определенного вопроса (например, вопроса о порядке определения большинства голосов на собрании кредиторов).

Конечно, споры возникали и тогда, когда иностранных кредиторов было несколько и каждый из них настаивал на применении своего конкурсного закона. Таким образом, иностранное направление привело к тому, что в России при отсутствии конкурсных Уставов сложились основные институты банкротства: споры решали особые суды (Коммерц-коллегии, городовые магистраты, Главный магистрат, Сенат); действовали кураторы, в обязанности которых входило создание конкурсной массы, реализация имущества должника, распределение вырученных средств между кредиторами; проводились общие собрания кредиторов; окончание конкурса погашало претензии кредиторов, оставшихся неудовлетворенными.

По словам А.Х. Гольмстена, в тот период “сама жизнь взывала к закону о помощи, и закон отрывочно, случайно откликался на ее зов”  – при этом речь шла не о создании специального законодательного акта, а об отдельных нормах в отдельных законах либо о постановлениях по конкретным делам.

Так, например, 27 января 1780 г. по частному делу Сенатом было установлено общее правило о назначении срока для заявления кредиторами своих требований к должнику, которое состояло в том, что для местных, живущих в Санкт-Петербурге кредиторов этот срок составлял 1 месяц, для остальных – 6 месяцев, причем истечение срока погашало право на заявление претензий.

Положительным последствием развития иностранного направления являлось то, что российская практика таким образом избежала множества сложностей и ошибок, существовавших в практиках иностранных государств, так как при отсутствии закона применения той или иной нормы легко подкорректировать (нет необходимости ее применять, пока не внесены соответствующие изменения в закон).

Безусловно, иностранное направление могло развиваться только там, где для этого существовали предпосылки в виде наличия иностранных кредиторов, т.е. в более или менее крупных городах либо торговых местностях. Если же ситуация неплатежа долгов возникала в глубинке, применить какой-либо иностранный закон было невозможно.

Таким образом, развивалось второе направление развития российского конкурсного права – национально- самобытное. Состояло оно в развитии закупничества. Должника передавали кредитору, у которого он должен был отработать долг до полного его погашения. “Кто не вознаграждал за убытки, не платил долгов, того самого отдавали истцу”.

К.Д. Кавелин считает, что к XVI-XVII вв. характер выдачи головою изменился, т.е. должник уже далеко не всегда передавался в закупничество, а только тогда, когда несостоятельность была вызвана его виновными действиями либо иные формы взыскания оказывались безуспешными.

При наличии у должника нескольких кредиторов он либо переходил от одного к другому по мере отработки долга, либо поступал к одному из них, который оплачивал все долги. Законодательно эти вопросы были урегулированы в Купеческом уставе 1727 г., разработанном учрежденной Петром I Комиссией по коммерции.

Несчастному должнику, не оплачивающему требования кредиторов, давался определенный срок для поиска так называемого оплатчика (если несостоятельность была виновной, то должника сажали под караул на 6 недель, в течение которых он тоже должен был как-то искать оплатчика).

Оплатчиком был субъект, бравший должника в отработку и выплачивающий кредиторам долги должника – характер и размер выплат специально Уставом не определялся, из чего следует, что данные вопросы решались по договоренности между кредиторами и оплатчиком (при этом последний, конечно, мог требовать предоставления различных отсрочек и скидок). Если же должник не мог найти оплатчика, то его отдавали в солдаты или ссылали в Сибирь. При этом определенную часть долгов (в размере 100 рублей) обязан был платить тот, за кого должник пошел в солдаты.

Еще один документ, из которого можно сделать вывод о развитии национально-самобытного направления, это Указ 1736 г., в котором уточнялась процедура передачи в отработку, причем уточнения были такими, которые привели к возникновению на практике злоупотреблений. Устанавливалось, что оплатчик обязан ежегодно выплачивать кредиторам 24 рубля независимо от суммы долга (при этом по воле оплатчика должник, уже сосланный в Сибирь, возвращался).

Естественно, довольно скоро начали возникать ситуации, когда “лица, не имеющие капитала, брали великие суммы под векселя, затем объявляли себя банкротами и поступали в заработки к таким же плутам, как и сами, которые уплачивали за них 24 рубля в год; утаив свои деньги, эти банкроты производили торговлю от имени лица, взявшего их в заработки”.

Очевидно, описанные отношения не вполне подпадают под понятие конкурсных, поскольку не производилось никаких судебных действий, не играли какой-то значимой роли собрания кредиторов, не создавалась конкурсная масса, не применялись (или практически не применялись) правила о соразмерности и пропорциональности удовлетворения требований кредиторов. Поэтому можно вполне согласиться с А.Х. Гольмстеном, называвшим описанные отношения “суррогатами конкурсного процесса”. Для нормального регулирования ситуаций, связанных с несостоятельностью, необходимо было создание
специальных законов.

Третье направление развития российского конкурсного права, канцелярско-кодификационное, состояло в разработке конкурсных Уставов. Следует отметить, что упоминания о банкротстве и некоторых его последствиях в определенных российских законах были (например, в Вексельном уставе 1729 г.; в Уставе благочиния 1782 г.; в городовом Положении 1785 г. и др.), но правил, по которым субъект мог быть признан банкротом, не существовало.

В связи с этим, говоря о неплатеже долгов как о явлении, ученые отмечали, что “распространение этого зла, которое столь явно подрывает общественное и частное доверие, ослабляет и останавливает, ко вреду государственного благосостояния, движение коммерческих оборотов, и, к несчастью, более всего своею тяжестью упадает, по большей части, на людей добросовестных и трудолюбивых, относят не к одному корыстолюбию, основывающему на банкротстве преступные расчеты, но и к слабости и недостаточности законов в преследовании и наказании подобных действий”.

О необходимости их создания впервые говорится в Указе Анны Иоанновны от 6 февраля 1735 г. (Указ касался частного дела о несостоятельности): “…каким образом в таких случаях поступать, Российских особливых уставов не имеется: а впредь как с банкротами поступать, о том, собрав из разных государств права купеческие, учинить устав Коммерц-коллегии и подать для рассмотрения в Сенат, а из Сената подать для апробации Ея Императорскому Величеству”.

К 1740 г. было составлено несколько проектов Устава о банкротах, один из которых – Проект Президента Коммерц-коллегии барона Менгдена был принят, после чего его утвердил Кабинет 15 декабря 1740 г. Таким образом Проект стал Законом. Но Закон этот постигла странная судьба. Он не был обнародован, причем сам Сенат неоднократно говорит о нем как о Проекте. Г.Ф. Шершеневич объясняет эту ситуацию недоразумением; А.Х. Гольмстен – напряженными отношениями, сложившимися в то время между Сенатом и Кабинетом: “Кабинет совсем подавил Сенат своей широкою властью; формально, с внешней стороны, он ему, конечно, подчинялся, но, оскорбляемый выходками Кабинета, действовал в противовес велениям последнего”.

Подтверждения этой мысли мы находим в работах специалистов в области государственного устройства. Так, А. Градовский отмечает, что в начале 20-х гг. XVIII в. Сенат имел значительные полномочия, но “два учреждения, следовавшие одно за другим, лишили Сенат его прежнего значения; это были Верховный тайный совет и Кабинет”.

Верховный тайный совет был установлен “в противовес Сенату” Указом Екатерины I “Об устройстве и правах Совета”. Кабинет был образован в ноябре 1731 г. и представлял собой “особый совет, состоящий из немногих лиц. Не имея политических претензий Верховного тайного совета, Кабинет получил большое значение в администрации и сделался самостоятельным учреждением; Кабинету вверен надзор за всеми государственными установлениями.

Сенату, Синоду, коллегиям, приказам и канцеляриям велено подавать в Кабинет ежемесячные работы о челобитчиковых делах для усмотрения безволоки – то ли оными решения бывают”.  Неудивительно, что в тот период никакого порядка в делах Сената не было. “Значение Кабинета увеличивалось вследствие того, что указ, подписанный тремя кабинет- министрами, имел силу именного повеления. Сенат теряет значение даже в глазах собственных своих членов. Старые сенаторы вовсе не ходили в Сенат…”.

На основании сказанного объяснение судьбы Устава 1740 г., предложенное А.Х. Гольмстеном, представляется вполне возможным. Следует отметить, что таким положение Сената было недолгим. Указ Елизаветы I от 25 ноября 1741 г. восстановил Сенат в прежней власти, осудив Верховный тайный совет и Кабинет “как учреждения, несогласные с законным порядком, установленным преобразователем (имеется в виду Петр I. – М.Т.)”.

Таким образом, Проект 1740 г. не имел широкого применения на практике, хотя его текст (как Проекта) был известен, что, естественно, влияло на позицию судов (особенно если учесть отсутствие каких-либо правовых норм в области регулирования данных вопросов). Дадим общую характеристику положений Устава о банкротах 1740 г.

Можно выделить следующие моменты, присущие этому документу:

• обратная сила действия;
• применение только к субъектам, ведущим торговую деятельность (неторговой несостоятельности не существовало);
• использование критерия неоплатности;
• принятие двух видов несостоятельности – несчастной и злостной (неосторожное банкротство отождествлялось со злостным; в качестве последствия могла применяться смертная казнь).

Основаниями злостного банкротства считались “обманство”, “продерзость”, “неосторожность”; несчастное банкротство наступало при обстоятельствах, которые “через человеческую осторожность и мудрость отвращать было невозможно”.

Интересно различие между последствиями несчастного и злостного банкротства по окончании конкурса (т.е. по окончании реализации имущества и распределения средств между кредиторами): несчастный освобождался от личных последствий, но обязан был платить долги кредиторам из любого имущества, в том числе из имущества жены и детей, т.е. окончание конкурса не только не погашало неудовлетворенные требования, но и расширяло круг обязанных субъектов; злостный мог быть повешен – в этом случае все неудовлетворенные требования погашались, т.е. на жену и детей обязанность по долгам банкрота не распространялась, ибо он “все долги животом своим заплатил”.

Данная мысль, высказанная А.Х. Гольмстеном, была подвергнута критике: “Едва ли верно, чтобы по уставу 1740 года жена и дети отвечали более строго по долгам несчастного, чем по долгам злостного банкрота… Известно, что по современному праву существует отчасти обратное явление, а именно – претензии к несчастному должнику прекращаются с окончанием конкурса, а к неосторожному и злостному остаются в своей силе”.

В ответ на это А.Х. Гольмстен приводит полный текст нормы, из которого явно следует сделанный им вывод…

• необходимость нескольких кредиторов для возникновения конкурсных отношений;
• образование особых органов конкурсного процесса, каковыми являлись конкурсный суд (Коммерц-коллегия с подчиненными органами в городах – ратушами); кураторы (должностные лица, орган государства, действующие по поручению суда, представляющие интересы и кредиторов и должника; кураторов должно было быть четверо, они либо выбирались кредиторами, либо назначались

Коммерц-коллегией; кураторы должны были отвечать следующим условиям: быть “добрыми, надежными, неподозрительными”, относиться к кредиторам пятого (последнего) класса (“они мало теряют вследствие несостоятельности должника, а потому питают к нему меньшую злобу”), иметь русское подданство (за исключением ситуаций, когда должник был иностранцем и среди кредиторов находились иностранцы

• тогда кураторами были двое русских и двое иностранцев); отказаться от исполнения своих обязанностей кураторы не могли; собрание кредиторов (выделялись категории решений, которые могли быть приняты только собранием);
• формирование конкурсной массы (в нее входило: 1) имущество как имеющееся на момент признания банкротства, так и поступившее в течение конкурса; 2) имущество не только самого должника, но и его жены и детей (ответственность жен в ст. 28 Устава мотивировалась тем, что “они повинны несчастие мужей своих с ними снести, а впрочем всякий подлог тем остерегается”); 3) имущество наличное и долговое (к последнему относились права требования, которые должник имел к третьим лицам; вещи должника, отданные им на хранение или иным образом находящиеся у третьих лиц; вещи, переданные in fraudem creditorum третьим лицам – по сути речь при этом идет о недействительности сделок должника; др.); собранное имущество после троекратной публикации реализовывалось с аукционных торгов, в которых могли участвовать и кредиторы, однако у кредиторов не было права купить имущество в счет долга, т.е. оплатить его зачетом своих долгов – они в любом случае должны были уплатить деньги, а затем дожидаться удовлетворения кураторами своих требований);
• очередность удовлетворения требований кредиторов, в соответствии с которой существовало 5 классов: 1) долги казне, церкви, школе; 2) расходы, “употребленные на конкурс и плата служителям несостоятельного на текущий год”; 3) долги по векселям, сохранившим силу вексельного права; 4) долги сиротам и кредиторам, права которых обеспечены залогом, не находящимся в их владении; 5) остальные требования, включая долги по векселям, потерявшим силу вексельного права; комиссионным сделкам, когда самих вещей, отданных в комиссию, не сохранилось; и др.;
• порядок распределения конкурсной массы (применялись правила о соразмерности и пропорциональности; начисление процентов (как по закону, так и договору) прекращалось с момента объявления несостоятельности; удовлетворение производилось путем выплаты наличных денег, но для кредиторов пятой очереди ст. 21 Устава устанавливала исключение – им в случае нехватки денег могли быть переданы долги – как “надежные”, так и “ненадежные” (права требования к третьим лицам));
• выделение особых категорий кредиторов – наряду с конкурсными существовали сепаратисты (ex jure crediti и ex jure domini) и кредиторы массы (к конкурсным относились очередные кредиторы; для них существовал срок для заявления претензий (2 недели для российских, 6 месяцев для иностранных), пропуск которого влек потерю права требования; к сепаратистам ex jure crediti относились кредиторы, получающие удовлетворение не из конкурсной массы, а из не входящего в ее состав имущества, в частности, залогодержатели, владеющие предметом залога; к сепаратистам ex jure domini относились субъекты, имущество которых оказывалось у должника – это было имущество: 1) переданное должнику на хранение (если не было сомнений в наличии договора поклажи); 2) переданное должнику на комиссию (если они “не троганы и за хозяйским клеймом”); 3) купленное в кредит; кредиторами массы назвались кредиторы второго класса, чьи требования были связаны с расходами на производство конкурса);
• особое положение кредиторов-залогодержателей (оно состояло в том, что, как упоминалось выше, статус такого кредитора в конкурсном процессе зависел от того, у кого находился предмет залога. Если предмет остался у должника-залогодателя, кредитор становился конкурсным по общим правилам – его долг относился к четвертому классу. Если же предмет передавался кредитору, то последний становился сепаратистом ex jure crediti; при этом кураторы имели право выкупить предмет залога (путем уплаты за него суммы долга, обеспеченного залогом) – как правило, это было выгодно, когда стоимость предмета залога превышала размер долга (после выкупа предмет поступал в конкурсную массу). Если кураторы не считали необходимым выкупать заложенную вещь, то она оставалась у кредитора, который реализовывал ее по правилам, установленным для залога).

В 1753 г. Сенатом был разработан проект Банкротского устава, который по сути представлял собой переработанный Устав 1740 г. Устав 1753 г. предполагалось вводить в действие без обратной силы; в соответствии с этим проектом смягчались последствия для злостных банкротов; изменялся состав и количество классов кредиторов: 1) вексельные кредиторы; 2) казна (в том числе и требования по векселям, выданным казенному купеческому банку); 3) кредиторы массы; работники; 4) церковь; школа; сироты; кредиторы- залогодержатели, не являющиеся сепаратистами; все остальные кредиторы.

С разработкой следующего проекта Устава о банкротах 1763 г. (который являлся весьма объемным актом) связана очень интересная история. В 1760 г. Сенат велел Коммерц-коллегии разработать проект Устава, после чего, исходя из документов Коммерц-коллегии, она развернула бурную деятельность: проводились многочисленные заседания; изучение рапортов и документов; обсуждение различных частей проекта.

Однако А.Х. Гольмстен, изучивший все эти отчеты и документы и сопоставивший объем и сроки работ, пришел к выводу о том, что если бы действительно “все резоны были дебатированы в заседаниях, то члены заседали бы от зари до зари”. А если учесть, что даже автор проекта нигде не назван, то можно предположить, что “совершен был подлог грандиозных размеров”,  т.е. на момент обсуждений никакого проекта еще не было. Проект был подготовлен только к концу 1763 г. Состоял он из 4 глав, включавших 55 статей; многие положения были детально разработаны.

Не характеризуя нормы этого проекта детально, остановимся на наиболее интересных вопросах: 

• банкротами помимо купцов могли быть признаны заводчики и фабриканты;
• несостоятельность наступала не просто когда имущества должника не хватало для удовлетворения всех требований, а когда на уплату долгов недоставало 25% (т.е. можно сказать, что принималась квалифицированная неоплатность);
• несостоятельность делилась на три вида – непорочную, неосторожную и злостную (имущественные последствия были для всех одинаковыми в течение конкурса; по его окончании несчастный банкрот освобождался от уплаты оставшейся неудовлетворенной части требования (правда, ему, как “совестливому человеку”, рекомендовалось удовлетворять требования из вновь получаемого имущества); неосторожные и злостные банкроты от дальнейших выплат не освобождались, но на имущество жены и детей взыскание уже не обращалось);
• конкурс учреждался, если сумма требований всех кредиторов (которых должно было быть несколько) превышала 3000 рублей (ибо “конкурс в малых делах более расходу, чем прибыли принести может”); заявить об открытии конкурса могли только кредиторы;
• количество кураторов зависело от общей суммы задолженности – если сумма была менее 10 000 рублей, то кураторов должно было быть не меньше двух; если более 10 000 – не меньше четырех (при этом устанавливалось, что оплачивается труд кураторов кредиторами, в том числе и тогда, когда кураторы назначались судом);
• кредиторы, пропустившие срок для заявления требований (двухнедельный для местных и четырехмесячный для иностранных), могли просить о восстановлении срока до окончания раздела конкурсной массы;
  – для сепаратистов ex jure crediti, у которых предмет залога не был выкуплен кураторами, устанавливалось, что если при продаже имущества было выручено меньше средств, чем сумма долга, то в недостающей части залогодержатель становился конкурсным кредитором;
• в ситуации, когда залогодержателем был банкрот и срок уплаты долга еще не наступил, вещь должна была быть возвращена залогодателю по уплате суммы долга; если же срок наступил, а долг не был уплачен, то должник получал право продать вещь (вырученные средства поступали в конкурсную массу);
• интересно решался вопрос об исполнении договоров должника, заключенных на длительный срок либо рассчитанных на перспективу (в Уставе говорилось о договорах товарищества, “компаниях и откупах”). Кураторы могли дождаться срока и исполнить договор, при этом конкурс мог уже прекратиться, а доход поступать куратору. Кроме того, допускалось поступление дохода кредитору, т.е. в уплату долга кредитор мог получить право на доход, возникающий через определенное время. Возможна была и продажа долей банкрота кураторами.

Устав 1763 г. в январе поступил на утверждение Императрице, но утвержден не был. Через год, 20 февраля 1764 г., Екатерина Великая возложила на Комиссию по коммерции составление нового Устава. Проект был подготовлен в январе 1768 г.; он представлял собой переработанный текст Устава 1763 г.

Мы остановимся на наиболее интересных вопросах, решавшихся данным Уставом иначе, чем в 1763 г.: 

• значительно сузилось число деяний, наказуемых в уголовном порядке – Устав 1768 г. весьма снисходительно относился как к самому банкроту, так и к лицам, причастным к укрывательству его имущества либо к другим нарушениям;
• снизилась минимальная сумма задолженности, необходимая для открытия конкурса во всех городах, кроме Москвы и Петербурга, до 1000 рублей (для Москвы и Петербурга сумма осталась прежней – 3000 рублей);
• устанавливалось специальное основание прекращения конкурса – получение должником по двустороннему договору либо в виде доходов от имения суммы, достаточной для погашения всех долгов;
• вводилась возможность зачета встречных однородных требований кредитора и должника: “Когда банкротчик такому должен, кто сам ему должен, то сумму суммою заменять сполна”. Это правило, установленное в § 118 Устава, позволяет сделать вывод о допустимости зачета, при этом зачитывалось требование кредитора полностью, а не в том размере, в каком ему причиталось по пропорции.
  Подробности судьбы этого проекта не очень ясны. “Читала ли его Императрица или нет – не знаем, но утвержден он ею не был”.

Таким образом, по мнению А.Х. Гольмстена, “XVIII веку, 28 лет пожертвовавшему разработке Банкротского устава, так и не суждено было видеть плоды своих трудов. Труды его не пропали даром – он работал для своего преемника. В первый же год XIX века, наконец, издается Устав, являющийся не чем иным, как несколько переработанным Уставом 1768 года”.

Мы можем несколько подкорректировать эту мысль уважаемого профессора, сказав, что XVIII век все-таки успел увидеть (краешком глаза) плоды своих трудов, ибо первый безусловно действующий Устав о банкротах появился в России 18 декабря 1800 г., т.е. в самом конце последнего года XVIII в.

Устав 1800 г. состоял из 2 частей, первая из которых называлась “Для купцов и другого звания торговых людей, имеющих право обязываться векселями” (т.е. охватывала случаи торговой несостоятельности; при этом она представляла собой дополненный и переработанный Проект Устава 1768 г.).

Вторая часть – “Для дворян и чиновников” – устанавливала правила несостоятельности неторговой, однако проблемам банкротства посвящено из 111 статей второй части всего 12, остальные направлены на то, чтобы “уменьшить и воздержать самое впадение дворян и чиновников в неоплатные долги”  и представляют собой изложение правил участия дворян и чиновников в обязательственных правоотношениях (и исключений из этих правил).

В частности, дворянам и чиновникам запрещалось выдавать векселя, но разрешалось закладывать как недвижимое, так и движимое имущество. Из текста Устава четко не следовало, можно ли субсидиарно применять нормы первой части к случаям несостоятельности дворян и чиновников.

А.Х. Гольмстен полагал, что это возможно, т.к. “правила первой части – правила общие, а второй части – специальные, следовательно, к случаям, не предусмотренным в последней, применяются правила первой части”.  Противоположного мнения придерживался Г.Ф. Шершеневич, считавший, что субсидиарное применение указанных норм возможно только при наличии соответствующего указания во второй части.

Остановимся на наиболее важных и интересных положениях Устава о банкротах 1800 г.: 

• Устав вводился в действие с обратной силой, однако правила об уголовных наказаниях не могли применяться к деяниям, совершенным до вступления в силу Устава;
• определялись различия между торговой и неторговой несостоятельностью;
• критерием несостоятельности (как торговой, так и неторговой) была неоплатность, однако из этого правила устанавливались (для торговой несостоятельности) исключения, состоящие в презюмировании неоплатности при наличии определенных обстоятельств.

Обстоятельства были следующими:

1. признание должником своего банкротства;
2. бегство должника;
3. неосуществление платежа по требованию кредитора в течение месяца.

В этих случаях не выяснялась стоимость имущества при открытии конкурса, но если позднее оказывалось, что имущества должника достаточно для удовлетворения всех требований либо “при наличности долга казны, покрывающего все долги должника”, конкурс прекращался;

• определялось три вида несостоятельности – несчастная, неосторожная, злостная. Последствием несчастного банкротства было полное освобождение как от личного преследования, так и от имущественного взыскания (т.е. неудовлетворенные после реализации имущества должника требования погашались). Неосторожные и злостные банкроты не освобождались от уплаты долга и по окончании конкурса; злостные банкроты подлежали наказанию, даже если расплачивались со всеми долгами;
• устанавливалась обязанность должника заявить о своем банкротстве, если “не доставало у него до 30% на рубль кредиторской суммы”;
• для возникновения конкурсных отношений необходимо было наличие нескольких кредиторов и соответствующего их желания – в противном случае кредиторам разрешалось предоставить должнику отсрочку. Г.Ф. Шершеневич квалифицирует это правило как способ предупредить открытие несостоятельности;
• вводились определенные сроки для заявления кредиторами претензий (в течение этих же сроков лица, имеющие какое-либо имущество должника, обязаны были заявить об этом): 3 месяца для тех, кто проживал в одном с банкротом городе; 9 – для иногородних; 18 – для всех остальных. При этом не запрещалось начало удовлетворения кредиторов до окончания максимальных (9- и 18-месячных) сроков на предъявление претензий. Как отмечает А.Х. Гольмстен, “соблюдение 9-месячного и полуторагодового сроков обязательно лишь для кредиторов, но не для конкурса – конкурс сам или по требованию кредиторов мог и не выжидать истечения их, но кредиторы от этого ничего не теряют, так как убытки, причиненные такой поспешностью, должны быть им возмещены”. Пропущенный срок восстановлению не подлежал. Заявленные требования проверялись кредиторами;
• для кураторов, избираемых из среды кредиторов, устанавливалось, что они должны быть люди “добрые и неподозрительные” и не относиться к лицам духовного звания, мещанам, крестьянам, крепостным. В ст. 120 Устава четко определялся размер вознаграждения кураторам: “два процента со всей вырученной из имения банкротова суммы, причем они должны делить те проценты между собою на равные части”;
• голосование на собраниях кредиторов осуществлялось большинством суммы требований, но порядок определения этого большинства очень интересен: 3/4 общего числа кредиторов с суммой требования 2/3 от общей суммы долгов либо 2/3 общего числа кредиторов с суммой требований 3/4 общей суммы долга, либо (при отсутствии на собрании указанного количества кредиторов) – более 1/2 кредиторов с суммой требований больше половины суммы долга;
• для требований, обеспеченных залогом, существовали особые правила. Кураторы могли выкупить залог, заплатив полную сумму долга – в этом случае предмет залога поступал в конкурсную массу. Если заложенная вещь стоила меньше, чем обеспеченная ею сумма долга, то эта вещь оставалась у залогодержателя, который терял право истребовать разницу от конкурса, т.к. при заключении договора кредитор “почитал заклад достаточным в обеспечение данных им денег”. Однако в некоторых случаях залогодержатель мог отдать предмет залога в конкурсную массу и требовать удовлетворения как обычный кредитор. Как видим, все эти правила касались ситуаций, когда предмет залога находился у залогодержателя; если же он оставался у должника, то обеспеченный кредитор никаких особых прав не имел;
• в состав конкурсной массы имущество жены банкрота не включалось, за исключением ситуаций, установленных в ст. 43 (когда она “в торгах мужниных участвовала”) и 111 (когда банкрот “перевел на нее подложно капитал либо имение”) Устава. При этом в первом случае жена также могла быть признана банкротом; во втором для нее наступали как гражданские (имущественные), так и уголовные последствия;
• мировое соглашение могло заключаться в любое время, что влекло освобождение банкрота от всех последствий. Для заключения мировой сделки было необходимо решение большинства кредиторов с большей суммой требований.

Таковы основные особенности Устава о банкротах 1800 г. Дальнейшее изменение конкурсного законодательства было не слишком обширным. В 1807 г. был издан Указ, в соответствии с которым кураторы могли избираться только из числа кредиторов (ранее при определенных обстоятельствах можно было избрать других лиц). Через несколько лет (28 ноября 1808 или 1809 г. – по разным данным) появился Указ, касающийся ситуации, когда у должника был только один кредитор.

С одной стороны, этот Указ подтверждал мысль Устава о том, что “когда у оказавшегося банкротом состоит один кредитор, то не может существовать и кураторства, ибо конкурса быть не может”, с другой стороны, устанавливал последствия наличия одного кредитора, которые состояли в необходимости применения к нему норм Устава о банкротах за исключением положений о кураторах (при этом единственный кредитор мог “извинить должника”, а также определять проведение различных мероприятий конкурса).

В 1823 г. увеличился срок для заявления претензий для кредиторов, находящихся вне пределов Российской империи, если конкурс открыт в Сибири (с 9 до 18 месяцев); а в 1827 г. был изменен характер указанного срока – кредиторы, пропустившие его, не лишались права заявить претензию, но могли что-то

получить только из имущества должника, оставшегося после удовлетворения всех требований. Интересное правило было введено 9 января 1830 г. – из конкурсной массы исключались рукописи (за исключением ситуаций, когда сам автор, наследники его или “собственник-книгопродавец” согласились с включением рукописей в конкурсную массу).

В соответствии с Законом от 13 октября 1831 г. заключение мирового соглашения не влияло на права кредиторов, не заявленные в конкурс, т.е. тех, кто не участвовал по указанным причинам в собрании, обсуждавшем мировую сделку. Законом от 14 мая 1832 г. были учреждены коммерческие суды, к ведению которых относилось рассмотрение дел о несостоятельности.

Устав 1800 г. имел широкое применение, в ходе которого выявились определенные его недостатки. “В течение времени открылись в сих правилах разные неудобства, в отвращение коих было принято решение издать новый Устав”, – говорилось в Указе, предшествующем Уставу 1832 г. Он получил название “Устав о торговой несостоятельности” (подчеркнуто мною. – М.Т.) и появился 25 июня 1832 г. По сути этот Устав заменил первую часть Устава о банкротах 1800 г., которая регулировала случаи несостоятельности “купцов и иного звания торговых людей”.

Устав 1832 г. в рамках Устава судопроизводства торгового вошел во вторую часть X тома Свода Законов Российской империи. Это положение критиковалось учеными. Так, Н.А. Тур считал, что, поскольку Устав содержит далеко не только процессуальные, но и материальные нормы в области конкурса, то его не следует располагать в Уставе судопроизводства торгового, а надо включить в состав первой части XVI тома в виде отдельного законоположения. Вторая часть Устава 1800 г. с небольшими дополнениями вошла в состав законов о судопроизводстве гражданском, содержащихся во второй части X тома Свода Законов.

Ученые по-разному оценивают Устав о торговой несостоятельности 1832 г. Так, А.Х. Гольмстен писал, что этот Устав “внес много нового в наш конкурсный процесс, но, в свою очередь, многое из этого нового есть лишь дальнейшее развитие того, что было выработано ранее.

В кодификационном отношении он представляется гораздо более совершенным, чем все его предшественники: нет примерных перечислений, нет мотивов, нет правил, имеющих косвенное отношение к конкурсному процессу; в процесс введена большая стройность и определенность, внесены правила, имеющие существенное значение, и т.п. В общем, он продукт всей предшествующей вековой кодификационной работы – многие статьи буквально воспроизведены из Устава 1800 г., куда они вошли целиком из Устава 1763 г., заимствовавшего их из Уставов 1740 и 1753 гг.”.

Г.Ф. Шершеневич был не такого высокого мнения об Уставе 1832 г. – “по полноте постановлений, по ясности положений Устав 1800 г. несомненно стоит выше Устава о несостоятельности 1832 г. Его преимущества перед действующим законодательством состоят в более точном определении признаков несостоятельности и в устранении личных последствий для несчастного несостоятельного”.

Г.Ф. Шершеневич оценивает работу законодателя как неудовлетворительную и приходит к выводу о том, что “ввиду обновления всех иностранных конкурсных законодательств, русский Устав о несостоятельности торговой представляет остаток старины, не соответствующей уже современным экономическим условиям”.

А.Х. Гольмстен, напротив, “далеко не удовлетворительным в кодификационном отношении”, “уже по самому времени издания дурно кодифицированным” считал Устав 1800 г.

Устав 1832 г. состоял из 9 глав, включающих 138 статей; вводился в действие он без обратной силы. Особое внимание Устав уделял статусу торгового предприятия, принадлежащего должнику. Е.А. Нефедьев говорит об этом следующим образом: “Торговец побуждается к ведению торгового предприятия расчетом на прибыль, которую он от него получает.

Ввиду этого он должен расширять свои обороты, беря взаймы деньги или товары в кредит, верят ему как торговцу, а потому он должен употреблять занятые деньги: по возможности на расширение торгового предприятия, а не для удовлетворения своих личных потребностей: удовлетворять последние он должен из доходов, получаемых от предприятия: Но обязанности торговца по отношению к кредиторам идут еще далее: он должен вести свое торговое предприятие осмотрительно, так чтобы капиталы, вложенные в него, не приносили убытка, так как в противном случае ведение торгового предприятия окажется невозможным, что повлечет за собой прекращение последнего”.

Данный Устав применяется только к случаям несостоятельности лиц, осуществляющих торговлю. При этом практика уточнила, что, во-первых, “несостоятельность лица, не производившего торговлю, не может быть признана торговой; свидетельство на мелочный торг, коим лицо не воспользовалось, не может иметь значения”; во-вторых, “при неимении в деле доказательств, чтобы лицо вело торговлю или занималось промыслами, несостоятельность не может быть признана торговой и подсудной коммерческому суду”.

Выделим основные моменты, содержащиеся в Уставе 1832 г.: 

• сохранение критерия неоплатности;
• некоторые терминологические изменения: сохранив три вида несостоятельности – несчастную, неосторожную и злонамеренную, – Устав назвал неосторожную несостоятельность простым банкротством, злонамеренную – подложным. Для всех несостоятельных применяется арест (ранее несчастный от ареста освобождался, теперь освободить его мог не сам факт отсутствия вины, а желание кредиторов, либо собственное заявление о банкротстве, либо представление надежного поручительства).

Решение вопроса о свойстве несостоятельности зависело от кредиторов; никаких определенных критериев Устав не содержал. Указанный пробел использовался недобросовестными должниками, которые “путем вымышленных долгов и данных задним числом документов” допускали к участию в конкурсе своих приятелей, которые на собрании принимали решение о несчастном характере несостоятельности: “В результате банкрот признается невинно упадшим и восстанавливается в правах, получая возможность возобновить бизнес”.

Приводятся данные, в соответствии с которыми таким образом невинными (несчастными) признавались 49 из 50 должников, в то время как реально из 50 был только один невиновный.

Созвучно этому другое мнение: “В большинстве случаев дело о несостоятельности или оканчивается негласной сделкой должника с кредиторами, так что кредиторы прекращают свои претензии, или же гласною мировою сделкой, или, наконец, признанием должника неосторожным”. В результате с 1877 по 1881 г. было возбуждено лишь 41 обвинение в злостном банкротстве, и только по 8 делам должники признаны виновными;

• сумма долга, при наличии которой возникали конкурсные отношения, составляла 5000 рублей;
• введение института присяжных попечителей, которые действовали наряду с кураторами, но назначались судом не из числа кредиторов (этот институт значительного развития не получил); кураторов должно было быть не менее двух, им полагалось вознаграждение в размере 2 процентов от суммы, вырученной в результате продажи имущества должника;
• порядок принятия решений собраниями кредиторов четко Уставом не определялся; в ст. 114 говорилось только, что вопросы решаются большинством голосов. Это правило стало толковаться практикой в пользу принятия решений большинством присутствующих кредиторов. И только Закон от 25 мая 1842 г. четко установил, что большинство должно исчисляться не по числу лиц, а по количеству долговой суммы;
• наличие в Уставе положения о недействительности сделок должника, совершенных in fraudem creditorium: если конкурс сочтет, что сделка совершена “в отягощение массы безденежными долгами”, то соответствующий документ в соответствии со ст. 91 Устава возвращался к кредитору. При этом кредитор мог обратиться в суд с иском к конкурсу о признании требования, а конкурс приводил основания, по которым сделка должна быть признана недействительной;
• изменились сроки для заявления кредиторами своих требований; они стали равняться 2 неделям – для кредиторов, находящихся в одном с должником городе (Закон от 31 августа 1840 г. уточнил, что к таковым относятся как лица, постоянно проживающие в данном городе, так и находящиеся в нем временно не менее 2 недель с момента последней публикации); 4 месяцам – для иногородних кредиторов; 12 месяцам – для иностранцев. Пропущенные сроки могли быть восстановлены “по чрезвычайным обстоятельствам”; если срок не восстанавливался, кредитор мог получить удовлетворение из оставшегося имущества. Кроме того, был введен особый срок для представления документов, на которых требование основывалось. Этот срок устанавливался конкурсом и не подлежал восстановлению в случае пропуска;
• определились рода и разряды требований кредиторов. Родов было три, причем последние два не признавались конкурсом, документы, их подтверждающие, возвращались кредиторам. Первый род – долги, “основанные на документах, очевидных и неопровержимых”; второй род – долги, основанные на документах, являющиеся спорными (векселя, не имеющие силу вексельного права; обязательства, относительно которых есть подозрения, что они “составлены в отягощение массы безденежными долгами”, и т.п.); третий род – долги, основанные на недействительных документах (с истекшими давностными сроками; составленных с нарушением установленных правил, и т.п.). Долги первого рода делились на 4 разряда. Первый разряд – церковные долги, растраченные должником; долги казенные, по податям, пошлинам и сборам;
• долги “на залогах и на закладах утвержденные”; долги малолетним гражданам и опекаемым должника; долги работникам за полгода (остальное жалование можно было получить в непривилегированном порядке); долги поставщикам съестных припасов за последние 4 месяца; долги содержателям гостиниц за квартиру или столовые потребности за полгода; долги каменщикам и рабочим за строительные работы; фрахтовые деньги; долги биржевым маклерам и работникам за год; издержки на содержание конкурса. Второй разряд – бесспорные долги первого разряда, своевременно не заявленные по уважительным причинам; долги ремесленников (кроме случаев, когда они взяли обратно поставленные ими вещи); все остальные казенные и частные долги. Третий разряд – долги, обращенные к судебному разбирательству (эти требования удовлетворялись только после окончательного решения дела в суде). Четвертый разряд – долги, своевременно не заявленные по уважительной причине; долги по заемным письмам, которые в установленный срок не были совершены явочным порядком (детальные правила установлены ст. 105 Устава); долги по договорам, в течение года по просрочке не представленные ко взысканию. Вообще многие ученые отмечали излишнюю усложненность и запутанность норм о родах и разрядах кредиторов, что являлось недостатком Устава;
• более четко, чем раньше, решен вопрос о сепаратистах, особенно о сепаратистах ex jure crediti. К ним причислялись такие залого- и закладоприниматели, которые не удовлетворены конкурсом посредством выкупа заложенной вещи. Вопрос о выкупе вещи решался конкурсом. Если было решено вещь выкупить, то кредитор становился привилегированным кредитором, а вещь поступала в конкурсную массу. Если решения о выкупе не принималось, то вещь отдавалась кредитору, который обязан был продать ее по правилам, установленным для залога; при этом средства, превышающие сумму долга, должны были быть возвращены в конкурсную массу. По общему правилу и выкуп, и продажа предмета залога могли осуществляться независимо от наступления срока исполнения обеспеченного обязательства. В отношении сепаратистов ex jure domini устанавливались правила об изъятии определенных товаров, переданных на комиссию из конкурсной массы. Нечеткость формулировки ст. 576 Устава судопроизводства торгового привела к тому, что вопрос о комиссионной торговле и влиянии на нее несостоятельности должника стал одним из самых сложных и дискуссионных в науке;
• в конкурсную массу входило как наличное, так и долговое имущество, принадлежащее должнику на момент открытия несостоятельности и полученное им в течение конкурса; имущество жены и детей в конкурсную массу не входило.

Дела о банкротстве рассматривались только коммерческими судами, причем по месту жительства должника. Практика уточнила – это правило применяется и в тех случаях, когда должник скрылся из города, где постоянно проживал – производство, открытое по месту его временного жительства,
подлежало прекращению.

Мы сейчас не будем подробно останавливаться на всех положениях Устава о несостоятельности 1832 г.; на некоторые из них обратим внимание в качестве примеров при рассмотрении современных проблем конкурсного права.

Устав 1832 г. действовал до 1917 г., хотя конкурсное законодательство в течение этого периода претерпело некоторые изменения. Кроме того, в конце века готовилась серьезная реформа конкурсного законодательства, в связи с чем были разработаны проекты нового Устава, один из которых, составленный Н.А. Туром, является весьма обширным и интересным.

Что изменилось в конкурсном праве после 1832 г.? Н.А. Тур отмечает, что эти изменения не были значительными. Можно отметить следующие значительные акты:

• 1836 г. – Положение об учреждении администрации по делам о торговой несостоятельности;
• 1839 г. – Постановление о наблюдении за делопроизводством в конкурсах и о перемещении конкурсов из внутренних городов Империи в столицы и портовые города;
• 1846 г. – Правила о взаимной ответственности супругов при несостоятельности одного из них к платежу долгов; Постановление о применении Устава о торговой несостоятельности ко всем лицам, производящим торговлю (до этого момента к дворянам независимо от рода их деятельности применялись положения о неторговой несостоятельности);
• 1857 г. – Постановление о составе конкурса и о субсидиарном применении норм о торговой несостоятельности к неторговой;
• 1858 г. – Закон, в соответствии с которым к требованиям четвертого разряда отнесены долги по документам, писанным вопреки правилам о гербовом сборе;
• 1859 г. – Закон, который определил срок предъявления кредиторами третьего разряда требований в суд – 3 месяца со дня объявления определения о признании должника несостоятельным;
• 1868 г. – Правила о порядке производства дел о несостоятельности как торговой, так и неторговой в новых судебных установлениях (окружные суды рассматривали дела о неторговой несостоятельности, а также дела о несостоятельности торговой, если в данной местности не было коммерческого суда. По общему правилу, дела о торговой несостоятельности рассматривали суды коммерческие. Г.Ф. Шершеневич считал недостатком Правил установление такой сложной и пестрой системы, когда “правила различаются, смотря не только по тому, какого рода несостоятельность – торговая или неторговая, – но также и по тому, в округе каких судов имеет место несостоятельность”. С этим мнением соглашался А.А. Маттель, называя Правила производства дел о несостоятельности “в сущности не правилами, а набором различных изменений, дополнений, особенностей и исключений из правил”;
• 1884 г. – Закон о порядке ликвидации дел частных и общественных установлений краткосрочного кредита.

Вносились и другие, менее существенные, изменения в Правила о порядке производства дел о несостоятельности, причем эти изменения касались норм как процессуального, так и материального права. Кроме того, в иных законах, касающихся различных сфер общественной жизни, содержались положения об ограничениях общественных прав несостоятельного.

Так, несостоятельный лишался права быть опекуном; выступать в качестве оценщика; торговаться на публичных торгах; быть принятым в поручители по судебному поручительству; приобретать почетные преимущества, предоставляемые купечеству; назначаться в должности по судебному ведомству; он должен был быть уволен с государственной службы и т.п.

Еженедельно в журнале “Нотариус” публиковались списки лиц, ограниченных в правоспособности, с указанием причин ограничения. Такими причинами были сумасшествие; нетрезвая и расточительная жизнь; расточительство; несостоятельность; например, в январе 1907 г. из 91 человека, ограниченного в правоспособности, 42 были ограничены по причине несостоятельности. Примерно такое же соотношение наблюдается и в другие периоды.

Все ограничения прекращались в случае признания несостоятельности несчастной или при заключении мирового соглашения. Одновременно шла работа по составлению нового Устава о несостоятельности, который должен был распространить свое действие на всю территорию Империи, кроме Великого Княжества Финляндского, в котором предполагалось сохранить действие самостоятельного конкурсного Устава 1868 г., а также привислянских и прибалтийских губерний, имевших свои конкурсные законы (в связи с этим нормы проектов содержали положения о том, как должен применяться Устав в случаях, если имущество должника находится и в Империи, и на территории одного из указанных мест).

Как отмечалось выше, автором наиболее серьезного и интересного Проекта был Н.А. Тур, бывший председатель Санкт-Петербургского коммерческого суда, а на момент составления проекта – член Консультации при Министерстве юстиции и член Совета министра финансов, который хорошо знал иностранное конкурсное право. В связи с этим Г.Ф. Шершеневич заметил, что, “вводя многие положения, ставшие уже достоянием западного права, Проект страдает, однако, чрезмерным стремлением к буквальной подражательности уставам Западной Европы”.

Тем не менее Проект является весьма обширным и глубоким, четким с точки зрения систематизации; охватывает многие проблемы и предлагает вполне адекватные способы их решения. При изучении положений Проекта невольно возникает мысль, высказанная одним из критиков в конце прошлого века: “Работа, выполненная Н.А. Туром, по составлению проекта устава о несостоятельности, поистине колоссальная для сил одного человека”.

Разработка Проекта была закончена Н.А. Туром в конце 80-х гг. XIX в. (по некоторым данным, он был написан с 1882 по 1888 г.). К сожалению, Проект так и не был принят. Тем не менее представляется необходимым и интересным вкратце остановиться на наиболее важных его положениях.

Проект содержал две части, касающиеся соответственно неторговой и торговой несостоятельности, таким образом, с одной стороны, различия между этими видами несостоятельности стали более четкими и ярко выраженными, с другой – нормы о торговой и неторговой несостоятельности, содержавшиеся в различных томах и главах, объединялись в один акт, чего раньше не было.

Отдельная глава, посвященная процессуальным нормам, не выделялась, что послужило причиной критики: “Смешение материальных и процессуальных норм встречается в обеих частях проекта, вследствие чего он много теряет в отношении удобства понимания и пользования”. Кроме того, первая часть, называвшаяся “О неторговой несостоятельности”, состояла из 20 глав, а часть вторая – “О торговой несостоятельности” – из 2 глав; при этом некоторые общие положения первой части применялись и к случаям торговой несостоятельности.

Проект вводил так называемого конкурсного попечителя, который совмещал функции присяжного попечителя и конкурсного управления и “действовал самостоятельно и лишь в более важных случаях был связан согласием кредиторов в составе комитета или общего их собрания”;  таким образом, для контроля за деятельностью конкурсного попечителя предполагалось создавать комитет кредиторов. Интересен порядок назначения присяжного попечителя – он назначался судом при открытии несостоятельности, но кредиторы на первом же собрании могли избрать иного попечителя, который утверждался (или не утверждался) судом.

Принципиально иное по сравнению с существовавшим отношение высказывал Проект к критерию несостоятельности. Н.А. Тур задолго до разработки Проекта критически высказывался о принятом Уставом 1832 г. критерии неоплатности. По его мнению, “казалось бы полезным, без всякого различия между торговой и неторговой несостоятельностью, обусловить открытие над должником конкурса неспособностью должника к платежу долгов, и, в видах устранения по возможности затруднений, сопряженных с приведением в известность самой неспособности должника к платежу долгов, указать те наглядные признаки, с которыми закон связывает несомненное предположение о несостоятельности должника к платежу долгов, а именно прекращение должником платежей; собственное признание должника; недостаточность имущества на удовлетворение производимого с должника взыскания и скрытия должника”.

Статья 275 Проекта в качестве основания признания несостоятельности вводит неплатежеспособность, которая проявляется в прекращении торговцем платежей.
Нормы Проекта о возбуждении производства по делу о несостоятельности допускали инициативу должника, кредиторов и суда, но при торговой несостоятельности в определенных случаях вводилась обязанность должника заявить о своем банкротстве (ст. 276, 304). По поводу инициативы в этом деле суда Н.А. Тур, в принципе, высказывался отрицательно, однако считал необходимым сохранить его в исключительных случаях в целях защиты отсутствующих кредиторов.

Проверка заявляемых кредиторами претензий возлагалась Проектом на собрание кредиторов, в связи с чем С. предлагал передать это правомочие судье – комиссару в целях устранения возможных недобросовестных действий со стороны собрания. Должность судьи – комиссара вводилась Проектом в целях усиления судебного контроля над конкурсами.

Проект решал вопросы о недействительности сделок должника, заключенных до открытия несостоятельности (ст. 92-101); об исполнении (и возможности отказа от исполнения) договоров должника (ст. 86-91); о зачете долгов (ст. 140-143); о порядке истребования из конкурсной массы имущества, не принадлежащего должнику (ст. 102-110); о долгах, подлежащих отдельно от конкурса удовлетворению (ст. 111-123) и др.

Проект сохранял положение о том, что в некоторых случаях окончание конкурса не означает погашения оставшихся требований – в соответствии со ст. 204 Проекта кредиторы, не получившие полного удовлетворения, могут все без ограничения довзыскать по окончании конкурсного процесса. С. считал необходимым уточнить в Проекте, что такие же права имеют и те из кредиторов, кто не заявлял претензий в конкурс.

Следует отметить, что некоторые из положений Проекта и в настоящее время представляют определенный интерес; на них мы будем останавливаться по мере рассмотрения отдельных проблем конкурсного права.

Более того, следует упомянуть о существовании другого Проекта Н.А. Тура, составленного с учетом доработки описанного выше; этот Проект состоял из двух глав, в первой из которых были собраны материальные нормы (она называлась “Материальные постановления о несостоятельности”); во второй – процессуальные нормы (она называлась “Порядок производства дел о несостоятельности”).

Этот Проект был разработан с учетом замечаний, “поступивших на означенный проект (имеется в виду Проект 1889 г. – М.Т.) от судебных установлений, совещательных по части торговли и промышленности учреждений, университетов и состоящих при них юридических обществ и от некоторых других учреждений и лиц”.

Итак, первый этап развития российского конкурсного права – этап дореволюционный – продолжался до 1917 г., когда прекратили действие все дореволюционные правовые акты; кроме того, перестали подлежать правовой защите в советских судах все отношения, возникшие до 25 октября 1917 г. – споры по таким отношениям не принимались и не рассматривались судами.

Следующий – весьма непродолжительный по времени этап – можно назвать советским. Конкурсные отношения, безусловно, не могли существовать в первые годы советской власти; это стало возможным после введения в 1921 г. новой экономической политики, когда возник свободный товарный оборот и, следовательно, случаи неплатежа долгов стали распространенным явлением.

Возникла необходимость в правовом регулировании указанных явлений. ГК РСФСР, в составлении которого принимали участие дореволюционные профессора, включал в себя положения о несостоятельности, но только упоминая о них. Эти упоминания содержались в статьях о юридических лицах, об отношениях залога, займа, поручения, др. Таким образом, упоминание о возможности банкротства было, а самого понятия и механизма признания должников банкротами не существовало.

В таких условиях вполне естественной выглядит ситуация, когда судебные органы, сталкивались со случаями несостоятельности, применяли Устав 1832 г. и другие дореволюционные законодательные акты. Это вызвало возмущение советских ученых: “Практика вступила на путь рецепции дореволюционных правил о несостоятельности и чуть не воскрешения сданного в архив истории конкурсного права”.

Поскольку вопрос о порядке рассмотрения дел о банкротстве был весьма актуальным, 28 ноября 1927 г. декретом ВЦИК и СНК РСФСР Гражданский процессуальный кодекс был дополнен 37-й главой “О несостоятельности частных лиц, физических и юридических”. Интересно, что Совнарком рассматривал и проект самостоятельного акта, регулирующего конкурсные отношения, – этот акт содержал 8 разделов и касался всех аспектов несостоятельности).

В соответствии с нормами гл. 37 ГПК дела о несостоятельности рассматривались в исковом порядке; критерием банкротства была неоплатность; срок для рассмотрения судами дел этой категории не должен был превышать 1 год. Данный срок мог быть продлен только в исключительных случаях. Однако следует заметить, что все нормы содержали более или менее ярко выраженную тенденцию к уменьшению срока конкурсного производства, иногда и за счет его качества (так, в случаях нехватки времени разрешалось не проводить анализ баланса должника). Недостатки качества положений о несостоятельности советского периода отмечаются учеными.

Нормы советского конкурсного права и процесса предоставляли определенные преимущества государственным предприятиям и учреждениям по сравнению с частными; это положение обосновывалось учеными. Так, председатель Высшей Арбитражной Комиссии П. Лебедев писал, что подход к государственным предприятиям ни в какой мере не может быть аналогичен подходу к частным предприятиям; ликвидировать государственное предприятие на том основании, что неоплатная задолженность достигла какой-то суммы, нецелесообразно.

Наиболее ярко выраженной особенностью советского конкурса был отказ от начал диспозитивности при назначении должностных лиц конкурсного процесса. Кредиторы были совершенно устранены от участия в процессе, в том числе и от выбора управляющих. Все подобные вопросы решались государственными учреждениями, т.е. конкретными чиновниками.

Советские ученые считали такую ситуацию вполне естественной: “Этот путь более соответствует основным началам советского гражданского права, так как разрешение дел о несостоятельности не может быть подчинено интересам кредиторов и потому невозможно построение ликвидации на принципах равенства, заинтересованности и самодеятельности кредиторов”.

Такая направленность в целом соответствовала общей идее: “Советский закон не может руководствоваться исключительно стремлением к удовлетворению законных интересов отдельных кредиторов, а должен иметь в виду прежде всего тот общий экономический результат, который является последствием того или иного способа ведения и разрешения производства по делу о несостоятельности. С этой задачей декрет вполне справился”.

Следует отметить, что при обсуждении проекта декрета положение об устранении кредиторов не было принято безусловно. Так, В.И. Вольфсон говорил, о том, что “ведомственный порядок ликвидации кроет в себе серьезные опасности бюрократизации”; А.Э. Вормс, С.И. Раевич, И.Г. Кобленц предлагали вместо полного устранения кредиторов установить компромисс, отведя им некоторую роль как наиболее активным и заинтересованным лицам.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что конкурсное законодательство советского периода представляло собой аномалию конкурсных отношений, поскольку защищало не законные интересы кредиторов и должника, а общий хозяйственный результат, что совершенно не свойственно нормальному конкурсному праву. Подробный анализ конкурсного права периода нэпа выходит за рамки настоящего исследования; отметим, что рассмотрению различных аспектов правового регулирования отношений несостоятельности (банкротства) в течение указанного периода времени уделили внимание многие ученые.

Как справедливо отметил С.Э. Жилинский, правовые акты того периода “в условиях безраздельной государственной монополии в основных отраслях народного хозяйства эти нормативные механизмы лишались смысла”. Несовместимость плановой экономики и института банкротства отмечает и В.Ф. Попондопуло. Естественно, по мере свертывания нэпа прекращали применяться и те конкурсные нормы, которые существовали. Постепенно они были изъяты из законов и из учебников с формулировкой “за ненадобностью”.

В советское время, в период плановой экономики и государственной собственности, конкурсные отношения не могли существовать в принципе (этот институт, в отличие от некоторых других, совершенно несовместим с плановой экономикой и не может к ней приспособиться).

Конкурсное право можно назвать институтом исключительно рыночным. Поэтому возрождение конкурсного права стало возможным только с переходом российской экономики к рыночным отношениям. Ученые отмечают, что “развитие рыночных отношений в России поставило на повестку дня вопрос о возрождении институтов права, регулирующих предпринимательскую деятельность. Одним из таких институтов является процедура банкротства,” которую справедливо называют обязательным элементом рыночных отношений.

Третий этап развития российского конкурсного права – современный – ведет свое начало с июня 1992 г. Именно тогда (14 июня 1992 г.) появился Указ Президента РФ N 623 “О мерах по поддержке и оздоровлению несостоятельных государственных предприятий (банкротов) и применении к ним специальных процедур”. Этот Указ имел весьма ограниченное применение на практике, т.к., во-первых, содержал множество недостатков с точки зрения юридической техники, во-вторых, срок его действия оканчивался принятием Закона о банкротстве (это устанавливалось ст. 30 Указа).

Следует оговориться, что упоминание о несостоятельности содержалось в более раннем акте, законе РСФСР “О предприятиях и предпринимательской деятельности” от 25 декабря 1990 г.  (вступил в силу 1 января 1991 г.), п. 3 ст. 24 которого гласил: “Предприятие, не выполняющее свои обязательства по расчетам, может быть в судебном порядке объявлено неплатежеспособным (банкротом) в соответствии с законодательством РСФСР”. Однако механизма применения этой нормы не существовало, поэтому практического значения она не имела, что неоднократно отмечалось учеными.

Закон “О несостоятельности (банкротстве) предприятий” был принят 19 ноября 1992 г. Этот Закон был очень актуален, т.к. позволил реально осуществлять банкротство определенных субъектов, и вызвал серьезный интерес у ученых. Безусловно, Закон имел множество недостатков, которые выявились в ходе его пятилетнего применения. Сейчас мы не будем подробно останавливаться на анализе положений этого Закона – наиболее важные его аспекты будем использовать далее при рассмотрении конкретных проблем конкурсного права.

Практически сразу после принятия Закона 1992 г. началась законодательная работа по созданию нового закона. Эта работа завершилась 10 декабря 1997 г. принятием Государственной Думой РФ Закона “О несостоятельности (банкротстве)” (далее – Закон 1998 г.), который был подписан Президентом РФ 8 января 1998 г. и вступил в силу с 1 марта 1998 г. Этот Закон был, в основном, позитивно встречен учеными. Отмечалось, что новый Закон означал для самого банкрота возможность возобновления бизнеса, а для кредиторов – максимальное удовлетворение требований; что Закон обеспечит баланс дел и интересов участников конкурсного процесса, что он “принят с расчетом на десятилетия и призван способствовать стимулированию платежеспособности и оздоровлению нашей экономики”.