Раннестюартовская монархия, цивильное право и проблематика консилиарных институтов

В тюдоровскую и раннестюартовскую эпоху оформляется и переживает расцвет целый ряд судебно-административных органов: прерогативных судов, судов консилиарных и «судов справедливости», которые не только в аспектах процедуры, но и в аспекте источника права отличались от судов общего права.

Они характеризовались более тесным, непосредственным и активным взаимодействием с монархом: с королем или королевой лично, с его Канцелярией или Тайным советом.

Однако, возможно, ситуацию следует оценивать с точностью до наоборот. Расцвет институтов, благодаря которым для различных социальных групп открывалась возможность обходить дорогостоящую и полную проволочек процедуру подготовки разбирательства в судах общего права, можно трактовать и как реализовавшееся намерение короны продемонстрировать приверженность глубоко укорененной в средневековом сознании идее патерналистской модели монаршей власти.

Активизацию консилиарных и прерогативных судов и судов справедливости, следовательно, можно оценивать не столько как административную новацию, сколько, напротив, как стремление Тюдоров и впоследствии двух первых Стюартов реализовать собственные представления о традиционном, с их точки зрения, способе действия истинного английского монарха — вершителя

правосудия и творца правового порядка в целом, подобного таким культовым фигурам, как Эдуард Исповедник или «английский Юстиниан» Эдуард I Плантагенет.

Ориентированность правосознания англичан на поддержание традиции подсказывала монархам из династии Тюдоров и Стюартов, что залогом стабильности системы управления может стать ее частичная «архаизация».

Внедрение изменений имело шансы на успех лишь в том случае, если их инициатор успешно доказывал обществу, насколько предпринятые им шаги укоренены в общеизвестной традиции.

Верховной власти при этом отводилась роль не только гаранта соблюдения практик, воспринимавшихся в качестве нормативных, но и гармонизирующая функция, предполагавшая, что именно она несет ответственность за объем, форму и конкретные механизмы «возвращения к традиции».

Разумеется, речь никогда не шла об искусственной реконструкции конкретных административных инструментов; так, возникшие и развивавшиеся в течение XVI и XVII столетий административно-судебные инстанции отражали представления государя и его ближайшего окружения о том, какова была та самая «классическая» средневековая норма.

Несмотря на то, что даже для теоретиков общего права не подлежал сомнению факт, что источником правосудия в конечном счете является все же монарх, именно в консилиарных, прерогативных судах и судах справедливости монаршее правосудие — как карающее, так и милосердное — являло себя обществу гораздо более отчетливо.

Одной из важных составляющих «патриархального» образа монарха была, безусловно, его близость и доступность для подданных, в то время как под влиянием кризиса власти во второй половине XV в. определенные идеи теоретиков общего права постепенно развивались в направлении

возможной самодостаточности и саморегулируемости локальной общины (их апогеем уже в XVII в. стала идея верховенства парламента).

Одновременно возвращение ad fontes, то есть к идеям сеньориальной монархии, предполагало и более активное и непосредственное взаимодействие с подданными.

Следовательно, по отношению к такого рода монарху его подданные могли выступать либо в качестве вассалов, либо в качестве слуг королевского дома. Консилиарные суды, в состав которых входили представители титулованной и нетитулованной знати, а также духовенства, воплощали идею суда сеньора-в-совете, суда первого среди равных.

Развитие судов справедливости соотносились с идеей суда сеньора в отношении своих слуг, основанного уже не на коллективном «совете», а на отцовском разуме хозяина дома. Отсюда проистекает и представление о Королевском совете как центральном административно-судебном институте монархии, и о Канцелярии как центре управления королевским доменом.

На основе материала, который предоставляют источники по истории деятельности консилиарных, прерогативных судов и судов справедливости, можно также сделать любопытные наблюдения относительно динамики самой верховной власти.

Однако активизация консилиарной и прерогативной юстиции в Англии в XVI в. и первой трети XVII столетия делает эту картину менее однозначной.

Активная поддержка монархией консилиарной и прерогативной юстиции, успех и эффективность работы прерогативных институтов, позиционировавшихся как возвращение к сеньориальному суду монарха, к его статусу одновременно сюзерена и отца, означало присутствие элемента обратной динамики, то есть вектора движения, направленного от публично-правового к частноправовому.

Очевидно, что верховная власть в данном случае последовательно и успешно конструировала и внедряла механизм, сдерживавший импульсы, исходящие от теоретиков общего права и парламента.

Очевидно, что инны и парламент доводили до логического конца представления об исключительно публично-правовых отношениях между верховной властью и подданными.

Успех тюдоровской и стюартовской монархии, сохраненный ею несмотря на период реформационных потрясений середины XVI в., как представляется, был основан на парадоксальном сосуществовании указанных двух ипостасей верховной власти — власти, стремящейся позиционировать себя как власть сюзерена, и власти, в которой статус сюзерена эволюционирует в статус суверена.

До тех пор, пока Якову I со свойственной ему осмотрительностью удавалось исполнять описанную выше гармонизирующую функцию, то есть в допустимом соотношении опираться как на публично-правовые, так и на частноправовые элементы управления, возникавшие конфликты обретали мирное разрешение.

Однако к моменту воцарения Карла I институты прерогативного и консилиарного характера достигают апогея своего развития, а теоретики — максимального влияния на политическую мысль.

В то время как Якову I путем уступок, лести, угроз и милостей удавалось сохранять порой конфликтные, но тем не менее конструктивные отношения с юристами общего права и, соответственно, с нижней палатой парламента, укомплектованной преимущественно выпускниками судебных иннов, симпатии и антипатии его сына были слишком открыты и однозначны.

Безапелляционная поддержка и без того успешной корпорации цивилистов, нередко бестактное применение прерогативы, то есть неадекватное педалирование «сеньориальной» компоненты власти спровоцировала агрессию со стороны парламента.

Примечательно, что по мере разворачивания республиканского эксперимента, присутствовавший в событиях Гражданской войны элемент социопрофессиональной и институциональной конкуренции юристов общего права и цивилистов становится совершенно очевидным.

Для сравнения: царствование Якова стало периодом, изобилующим систематизаторскими начинаниями, проектами усовершенствования отдельных принципов и институтов английского права (деятельность Бэкона по реформе Канцелярии, систематизаторские трактаты Финча, Кока и т. д.).

Однако ни в одном из них речь не шла об уничтожении тех или иных институтов или о насаждении правового и процедурного единообразия. Английский «правовой федерализм» воспринимался как данность; дискуссия возникала лишь о доминирующем элементе.

Однако после победы парламентской оппозиции над сторонниками Карла I началось последовательное уничтожение — а отнюдь не исправление или преобразование — тех институтов, которые обеспечивали не только эффективность монархии, но и были оплотом корпорации цивилистов.

Привлечение цивилистов к ведению процессов и консультаций в упомянутых категориях судов было вполне закономерным.

В первую очередь, общее право по сути своей не могло отвечать принципам той сеньориальной юстиции, продемонстрировать которую верховная власть стремилась путем расширения прерогативной и консилиарной юстиции, в то время как цивильное право представляло собой не только альтернативную, но и досконально разработанную правовую систему.

И хотя основы цивильного права формировались в античный период, классическое и позднее Средневековье доказало успешность его использования как в теории, так и на практике.

Юрисдикция консилиарных судов и судов справедливости была весьма и весьма широкой: теоретически она распространялась на любые вопросы, не связанные напрямую с тяжбами о собственности на землю.

В рамках одного трибунала, таким образом, могли рассматриваться совершенно разноплановые дела, что в целом соответствовало принципам сеньориального суда.

Следовательно, для вынесения вердиктов требовалась такая система права, которая обладала бы достаточной универсальностью и гибкостью, одновременно оставляя простор для необходимых интерпретаций и адаптаций.

Кроме того, можно провести параллель между патерналитским характером римского права и столь же отчетливо проявившимися патерналистскими притязаниями монархов из династии Тюдоров и Стюартов.