Постулат как основание

Как и постулат философии, постулат любой фундаментальной теории при дальнейшей ее аксиоматизации образует единое основание всех дальнейших теоретических преобразований, иными словами поисковых преобразований всех средств, способов и форм мыследействия для еще более глубокого понимания начал и сути осмысливаемого предмета.

Однако без развитой системы аксиом сам постулат выглядит убедительным, но предположением. Какой же это постулат, если так и хочется если не доказать его, то хотя бы обосновать! Любой постулат при всей своей не требующей доказательства ясности обосновывается интуитивной или рациональной экспликацией… способа, каким он вводится и осознается.

Для математики, так и для фундаментальных основ других серьезных теорий этот способ представлен двумя приемами. При первом он оборачивается наивной отсылкой к тысячелетнему использованию природных инвариантов, ставших из-за многих миллиардов повторений в опыте чуть ли не наследуемыми логическими формами мышления (эмпиризм).

В исторически рефлексивной теории обоснованием его априорности, априорности им очерченных реально-идеальных объектов и средств операции с ними. Таким образом, чтобы основание фундаментальной теории было ею самой для себя эксплицировано, требуется не его объяснение, а его аксиоматизация.

Для осмысленного и целесообразного использования этих средств необходимо выделить их целесообразную особость, тем и определив возможности их эвристического применения. Такие мыслительные операции над ними называются аксиоматизацией исследуемого предмета.

Каждая аксиома геометрии Евклида реализует ее постулаты, априорно (потому и аподиктически) определяя средства исследования собственных свойств у интеллигибельных количественных и качественных средств меры сплошной и непрерывной протяженности пространства чистой мысли, как бы ожидающего своего «физического» наполнения, будучи безразличными к его «физике».

Отсюда следует и первая аксиома самого мышления, порождающая собой всю аксиоматику теории культуры, что следует с необходимостью из всего вышесказанного. Ибо аксиоматично то, что само мышление есть реальность отношения порождающего и воспроизводящего. В нем, в его реальности, в его онтологии порождается и непрерывно воспроизводится реальность мыслящего, реальность самого отношения к мыслимому, а вместе с ним и реальность всего осмысливаемого сущего.

И это не «онтологическое доказательство» бытия мира, украденное у Ансельма и перенесенное с Бога на все сущее. Ибо неустранимая реальность самого мышления позволяет мышлению во внешнем его действии из себя создавать виртуальную реальность человеческого бытия: его особую предметность самим мышлением вне себя созданную, реализованную, овнешненную, воплощенную (от слова плоть) в столь же предметной, плотской реальности всего реально Сущего.

Тем самым мышление прежде всего оно! полагает как нечто для себя безусловную реальность всего Сущего как непрерывную реализацию тождества Бытия и Небытия. Это реальное отношение мышления к… реальному бытию. Ибо это отношение всегда и без исключения есть безусловная реальность внешне предметного мыследействия с веществами и силами Природы.

Даже внутреннее мышление формируется у ребенка только обращением к себе своих же переживаний, аффективно осмысливаемых в способах и средствах их овнешнения для других. Ибо способами и средствами, коими в интерсубъективном пространстве общения (объективном для переживаний ребенка) обладают все люди его культуры.

Это интерсубъективное «пространство» объективно не только для ребенка. Оно и для субъективности всех взрослых индивидов столь же объективно внешнее, как и живая речь народа, его язык, его нравы и т. д. Но оно столь же в них субъективно переживаемое, тем и порождающее их собственно человеческую интра- субъективность.

Они в нем и для него вполне предметно сохраняются в речи и языке близких взрослых, без ментального самоотождествления с которыми у ребенка погасла бы его внутренняя речь со всеми ее аффективными смыслами.

И тут же растворилось бы в Небытии его зарождавшееся самосознание, его Я. Он сам как потенциальный, во многом уже актуальный, мыслящий субъект общечеловеческой культуры исчез бы для мира, как навсегда бы исчез для него и мир вечное Бытие всего сущего, осмысливаемое смертными людьми и трагически ими переживаемое.

Отношение Мышления к Бытию с безусловной необходимостью онтологической предпосылки (а отнюдь не онтологического допущения, далее которого не могут идти логики!) утверждает как сущее не только мыслимое, но и не мыслимое, существующее вне и независимо от мысли объективную реальность Сущего.

Ведь то, что реально невозможно само по себе, но мыслится как цель, мысленно утверждается как реальность. И мысль, мотивируемая этой потребной, но несуществующей реальностью, сделает абсолютно реальным нечто, до того в Бытии не сущее, в Небытии пребывавшее. Она (вначале в себе, а затем и в реально сущем) опредметит, осуществит нечто, до того не-Сущее (цель), практически преобразовав условия неразрешимой задачи, тем и решив ее.

Вот так и превращаются друг в друга тождество Мышление-Бытие и тождество Бытие-Небытие. Так они и обусловливают друг друга, полагая себя непрерывно и динамично в постоянном разрешении каждое своего внутреннего противоречия: то, что не мыслилось, станет мыслимым, мыслимое осуществится как нечто вещное, тут же противостоя мысли, но всегда в качестве ее же предмета, ею самой себе противопоставленного.

Тем самым любое преобразование средств, способов, а следовательно, и самого предмета мышления осуществляется и производится над той единственной реалией, с которой мыслящий человек отождествляет себя изначально над собственным мышлением, в котором всегда и постоянно находит он свое отождествление со всем Сущим.

Любая фундаментальная теория не только это условие изначально реализует, но и освобождает его при этом от всяческих обыденных и эмпиристских иллюзий. Она начинает свои построения с выявления всеобщего смысла понятий, определяющих (тем и ограничивающих) предметное поле своего исследовательского внимания и мышления. В их непререкаемых смыслах она находит первый предмет для своего преображающего их понимания.

Фундаментальная теория культуры людей должна осознать свои априорные аподиктические постулаты. Только в этом качестве, в качестве истинно фундаментальной теории, она способна стать тем, чем является по самой сути своей фундаментальной теорией общего человековедения.

В них самим процессом их обособления развивается, ветвясь, фундаментальное для людей их порождающее и их воспроизводящее отношение каждого из нас к своей и чужой субъективной мотивации совместности целесообразного и произвольного поведения. И только оно есть и отношение человечества к объективности Природы.

Исторический, непрерывный его процесс мы и называем культурой людей, тем себя и определяющей как в теории культуры, так и в каждом акте своего творческого преобразования преобразования бытия людей в природе и Бытия природы в человеке.